Чингиз Абдуллаев - Забытый сон

Дронго прошел площадь и углубился в улочки старого города. Конечно, у этих ребят есть преимущество, они знают город гораздо лучше, чем он. Но у него есть опыт уходить от преследования. И никто не сможет его найти, если он захочет исчезнуть. А их автомобиль не сумеет повсюду за ним следовать, и им придется его оставить. Дронго усмехнулся. Похоже, что они слишком самонадеянны.

Все произошло так, как он и думал. Дронго нашел подходящее здание, вошел в него и поднялся наверх. Теперь оставалось только подождать. Все зависело от терпения наблюдателей. Через несколько минут они начнут суетиться, через пять минут будут бегать по всем домам. Через десять — подниматься на последние этажи, при этом не доходя до последнего, чтобы успеть проверить все остальные. Дронго подумал, что эти двое наблюдателей чуть более успешные «топтуны», чем первый. Они искали его целых полчаса. А еще через двадцать минут он вышел и ушел, когда они наконец прекратили свои поиски.

К ресторану «Винсент», находившемуся на Элизабетес, Дронго подошел ровно в час дня. Посмотрел на часы и, спустившись по лестнице к ресторану, вошел в небольшой холл, служащий гардеробом для гостей. Сдал куртку, прошел в другой зал. Заказав рюмку текилы, решил посмотреть ресторан. И обошел залы один за другим. Это было полуподвальное помещение, довольно скупо оформленное. В глубине ресторана, в левой стороне, был большой банкетный зал, перед которым разместилась своеобразная галерея с фотографиями знаменитостей, посещавших это заведение. Здесь были звезды шоу-бизнеса, известные театральные и телевизионные актеры, президенты, сенаторы. Дронго осматривал галерею, когда рядом с ним остановился мужчина среднего роста. Он был одет в синий костюм с дорогим галстуком. На ногах были темные ботинки, стоящие не одну сотню евро. У него было самоуверенное выражение лица, какое бывает у плебейских выскочек, достигших какого-то успеха.

— Вот видите, — недовольно заметил подошедший, указывая на портреты, — хозяева ресторана считают, что здесь нужно вешать портреты только зарубежных красавиц. Наших депутатов вы тут не увидите, мы для них не авторитеты. Я уж не говорю о наших политиках и бизнесменах. Вот так здесь относятся к своим выдающимся людям. Вы можете представить себе такое в России или во Франции?

— Не могу, — весело согласился Дронго, оборачиваясь к стоявшему рядом с ним господину. — Это действительно нехорошо.

— Мне уже сказали, что вы пришли. У меня были важные встречи, и поэтому я немного опоздал. — Брейкш даже не извинился. Лишь объяснил, почему задержался. Очевидно, слов для извинений в его лексиконе просто не было. Депутат снисходительно протянул руку:

— Айварс Брейкш.

— Меня обычно называют Дронго, — произнес Дронго свою привычную фразу в ответ и пожал протянутую руку.

Нужно отдать должное депутату Брейкшу, ресторан действительно был превосходным. Дронго заказал мозговую косточку из телятины и получил удовольствие от превосходно приготовленного блюда. Винный погреб ресторана был менее впечатляющ, но смотрелся все равно неплохо. От хорошего вина Брейкш пришел в прекрасное расположение духа.

— У нас открываются такие перспективы после вступления в Евросоюз, — захлебывался он, — а еще мы стали членами НАТО, и это значит, что за нашей спиной теперь Америка и все страны Европы. Понимаете, что мы из себя представляем? Русские, конечно, бесятся, но уже ничего сделать не могут. А мы стали членами элитных клубов.

— Вы считаете, что русские мечтают на вас напасть? — не удержался Дронго. Но Брейкш не понимал сарказма.

— Не напасть, но восстановить свою империю, безусловно. Они все время подчиняли малые народы. А мы все время боролись за свою независимость. Все последние пятьдесят лет.

— А мне казалось, что триста, — снова не удержался Дронго, — ведь Латвия вошла в Российскую империю еще во время Северной войны.

— Это история русских, — отмахнулся Брейкш, — мы всегда боролись за свою независимость. Еще магистр Ливонского ордена Вальтер Плеттенберг победил русских у озера Смолино в начале пятнадцатого века…

— Шестнадцатого, — поправил его Дронго.

— Верно, шестнадцатого. А еще в тринадцатом Рига входила в Ганзейский союз. Что в это время было у русских? Ничего не было. Одни татары всем владели.

— Это не совсем так. Была независимая Новгородская земля. А Киевская Русь существовала уже много веков. И вообще, мне кажется несколько схоластическим спор о том, кто древнее. Если народ хочет жить свободным, то это его право, но не нужно при этом считать всех остальных плохими. И даже большую империю, распад которой помог вам обрести независимость. Если бы не демократическое движение в Москве, Латвия до сих пор была бы несвободной.

— Это выдумки московских журналистов, — отмахнулся Брейкш, — не думайте, что я не демократ. Но я немного другой демократ, у меня свои взгляды на нашу историю и свободу. Я национальный демократ.

— Понимаю, — кивнул Дронго, с трудом удерживаясь от комментария, что уже раньше существовали национал-социалисты, которых в мире знали совсем под другим именем.

— Мне сказали, что в Риге есть несколько запутанных дел, оставшихся еще с начала девяностых, — осторожно начал Дронго, — и мне хотелось бы о них поговорить.

— У нас почти нет запутанных дел, — хохотнул депутат, — здесь не Чикаго и не Москва. У нас спокойно, а все уголовные дела мы расследуем, находим виновных и доводим дела до суда. В девяносто пятом был один маньяк, которого мы долго искали, но нашли. Было несколько громких убийств.

— А самоубийств? Мне рассказывали об одном интересном случае. — Ему было важно, чтобы Брейкш сам вспомнил дело Арманда Краулиня.

— Самоубийства — это наш бич, — вздохнул депутат, — говорят, что Скандинавские страны и Прибалтика занимают по самоубийствам первые места в мире. Можете себе такое представить? У нас бывают очень дикие случаи. Например, одна женщина утопила себя в ванной. Это же просто невозможно.

— Иногда родственники погибших не хотят поверить в самоубийство своих близких, — Дронго решил немного подсказать депутату.

— У меня был такой случай, — бутылка хорошего вина начинала сказываться, — даже не можете себе представить, как она меня достала, эта супруга погибшего. Мы провели опознание, я назначил экспертизу. Все совпало. Ее муж получил письмо из банка о необходимости возврата денег и решил, что лучший способ избежать оплаты — это сделать петлю. Он приехал в квартиру своего отца, в которой шел ремонт, уже зная, что там есть готовый крюк. Сделал петлю и повесился. Внизу сидел консьерж, который не видел посторонних. А когда приехала секретарь этого самоубийцы, они вместе открыли дверь и вошли в квартиру. Все абсолютно точно, но жена словно ополоумела. Она никак не хотела признавать факты. Просто какое-то сумасшествие. Сколько крови она мне попортила, сколько жалоб на меня написала! Дело дошло даже до эксгумации трупа. Можете себе представить? И во время этой эксгумации она грохнулась в обморок. В общем, мучила меня несколько лет. Но говорят, что она до сих пор не успокоилась.