Олег Горяйнов - Дежурный по континенту

‑ Вообще-то это как будто военный аэродром, ‑ сказал Хулио, кашляя и плюясь. – Там пятнадцать истребителей, которые эскортируют разные важные грузы, отправляемые в Estados Unidos…

‑ Этому старому ублюдку мало его тоннелей? – вскипел дон Ригоберто. – Он теперь воздушным путем будет переправлять свою дрянь? Мартилито! Хватит бездельничать, сукин ты сын! Отвяжи ему руки!

Утомленный экзекутор поднялся с пола, чтобы исполнить приказание босса. Как только он развязал узел на веревке, ноги Хулио подогнулись, и он бы непременно упал на заплёванный пол, если бы Мартилито не обхватил своей похожей на свиной окорок конечностью его шею, слегка придушив гостя.

‑ Гляньте-ка, какой у парня маникюр! – воскликнул Ригоберто, уставившись на ноготь, который Хулио специально заточил, чтобы нажимать на кнопки мобильного телефона. – Похоже, Ольварра взял себе в привычку набирать себе в secretarios исключительно голубеньких!

‑ Уверяю вас, сеньор, что с ориентацией у меня всё в порядке! – поспешил возразить Хулио. – Если я иной раз и позволяю себе порадоваться жизни, то исключительно старым добрым способом.

‑ Тогда я всего-навсего подправляю твой имидж, сынок.

Один из трансформеров подал боссу плоскогубцы.

‑ К чему этот экстрим, сеньор? – сказал Хулио, с омерзением посмотрев на слесарный инструмент, который Бермудесу шёл как обезьяне калькулятор. – Я вам и так всё расскажу с преогромным удовольствием.

‑ Чтобы ты стихами заговорил, подонок! – Бермудес взял его за руку. – Эй, подержите его ещё кто-нибудь!

‑ Сука ты, Бермудес! – сказал Хулио, и на глазах его выступили слёзы. – Старый ты пидор. Сдохнешь под забором, паразит, и все собаки в округе будут ссать на твою могилу.

Больше Хулио ничего не говорил, а только орал благим матом. Вместе с ним орал и его пятиюродный брат Мануэло – от ужаса.

Поросячьи глазки Ригоберто Бермудеса источали утончённое наслаждение.

‑ Ну что ж, имидж я тебе подправил, ‑ сказал он, когда Хулио замолчал. – Что ты мне ещё расскажешь?

‑ Ничего я тебе не расскажу, старый гондон.

‑ Тогда займемся твоей ориентацией. Мартилито!

‑ Я здесь, хефе!

‑ Отрежь ему los cojones! А я пока займусь его дружком.

Он подошел в Мануэло, зелёному, как огурец.

‑ Что ты мне расскажешь, малыш?

‑ Всё! – выдохнул Мануэло.

‑ Давай, рассказывай с самого начала.

‑ Я родился в деревне Халасинго в одна тысяча…

‑ Это опустим. Начни с того, что вам приказал Фелипе.

‑ Он приказал… Я при этом не присутствовал, сеньор…

‑ Ну, не плачь, малыш. Держись, как мужчина. Продолжай.

‑ Хулио вышел от хефе и велел мне садиться в машину…

‑ Так. Что было дальше?

‑ Дальше к нему приехал Лопес.

‑ Его банкир из Гуадалахары? Знаю такого. Что дальше?

‑ Мы поехали в Маньяна-сити. Через десять минут хефе позвонил и велел нам после Маньяна-сити ехать на аэродром и всё про него выяснить…

‑ Лопес, говоришь?

Тут Хулио опять стал орать и ругаться, да так, что у всех присутствующих напрочь заложило уши.

Тем временем хитрец Лопес, по милости которого с бедолагой Хулио приключились все эти неприятности, готовился обмануть весь белый свет и дать, наконец, отсюда дёру, прикопав туго набитую мошну в укромном месте. Задача перед ним стояла сложная, но вполне выполнимая. Бог явно был на его стороне, заставив Мигеля Эстраду пожаловать к нему в пятницу вечером, накануне, стало быть, законных выходных. За два дня Лопес успел не только обдумать свой хитрый план, но и обзавестись – на всякий случай ‑ мощным зверем Suzuki Boulevard за пятнадцать тысяч баксов с большим багажником. В кредит, разумеется. Еще он купил за шесть тысяч – на этот раз, увы, без всякого кредита ‑ хитрую машинку, которая напрочь гасила любые источники радиосигналов в радиусе семидесяти метров вокруг себя. И только после этого явился к Ольварре с известием, что «Съело Негро» не отказывается от сделки.

Сумма на кону стояла серьёзная, и Лопес предпочел подстраховаться со всех сторон. Байк вместе с машинкой дожидались его в Закатекесе. Если хефе пошлёт с деньгами его, то они ему и не понадобятся: он преспокойно доедет до Фреснилло, где под утро его заберёт куратор. Если кого другого – придётся пересесть на мотоцикл и включить глушилку. Так или иначе, за несколько часов и сорок километров пути нужно будет сменить вид транспорта и прикопать в укромном месте мешки с деньгами. Укромных мест в этой горной местности ‑ что звёзд на небе.

Погони Лопес не опасался: территория была чужая, дону Фелипе неподвластная. О том, чтобы никто из людей Ольварры не встречал его у въезда на военный аэродром, откуда он улетит в Estados Unidos, Лопес тоже позаботился. С незарегистрированного мобильника, который специально держал для разных форс-мажорных обстоятельств, он позвонил напрямую Ригоберто Бермудесу.

‑ Здравствуйте, дон Ригоберто, ‑ сказал ему Лопес.

‑ Кто это?

‑ Я бы пока не хотел называть своё имя.

‑ Что тебе надо?

‑ У меня есть для вас информация.

‑ Ну?..

‑ Дон Ригоберто, Ольварра проявляет повышенное внимание к объектам на вашей территории. Он даже послал двоих своих парней присмотреться к аэродрому близ города Фреснилло. Они будут там завтра утром.

‑ Зачем ему аэродром?

‑ Этого я не знаю. Но вам выяснить, зачем ему аэродром, никакого труда не составит.

‑ Хорошо. Что ты хочешь за свою информацию?

‑ Сотрудничать с вами в дальнейшем.

‑ Это само собой. Сколько ты хочешь за эту информацию?

‑ За эту – нисколько. В денежном эквиваленте нисколько. Но, если вас не затруднит выполнить мою небольшую просьбу…

‑ Говори.

‑ Я отправил вам письмо, дон Ригоберто. В письме – фотография. Я хотел бы, чтобы она была в кармане одного из парней, когда их найдут.

‑ Договорились.

Лопес говорил с Бермудесом, изменив голос, и аппарат уничтожил сразу после разговора.

Чего ему ещё опасаться? Что Ольварра отследит его со спутника? Это даже Ольварре не под силу. Пустит за ним радиоактивный след, скажем, пропитав купюры каким-нибудь полонием? Это вряд ли.

Лопес допускал возможность того, что Ольварра пошлёт людей следить за ним, поэтому последнюю неделю своей жизни на маньянской земле жил осторожно, с оглядкой. С утра шёл в свой банк и просиживал там до вечера, не покидая здания даже на время сиесты. Что ему сиеста – его служебный кабинет двадцать на двадцать два был оборудован комнатой «психологической разгрузки», куда его регулярно приходила разгружать двадцатипятилетняя операционистка Ядира Гомес, приехавшая в Гуадалахару из Дюранго. Не сказать, чтобы Лопес в преддверии кардинальных перемен в своей судьбе так уж сильно жаждал юного тела, налитого спелыми соками как августовская виноградина, но почём знать, может, эта крутобёдрая девица и есть Всевидящее Око Тихого Дона и это ей поручено немедленно докладывать хефе о малейших переменах в поведении и привычках банкира?