Чингиз Абдуллаев - Символы распада

— Интересно, — пробормотал Дронго, — очень интересно. Мне нужно будет поработать с личными делами сотрудников Центра и сотрудников службы безопасности. Как вы думаете, полковник, мне разрешат это?

— Нет, — ответил Машков, — точно не разрешат. У нас даже не все офицеры имеют доступ к такой информации. Вы же понимаете, что это особый Центр. У него свои специфические задачи. Раньше он был полностью в ведении Министерства среднего машиностроения и КГБ. Потом его передали Министерству обороны, но степень секретности Центра осталась. Нет, я думаю вам не разрешат…

— И все-таки я буду настаивать.

Машков закончил есть и благодарно кивнул сидевшей в стороне девушке, которая терпеливо ждала, когда они закончат ужинать. Подойдя к ним, она убрала тарелки и тихо спросила:

— Чай пить будете?

— Если можно, — улыбнулся Машков, и девушка пошла на кухню. — Мы проверяем обычный путь транспортировки отходов, — продолжал полковник, — но пока ничего не смогли обнаружить. Никто не мог даже подумать, что такое возможно. Мы так привыкли к стабильной системе безопасности.

— Замкнутые системы всегда уязвимы, если происходит замыкание в самой сети, — задумчиво проговорил Дронго, — вы расходуете столько сил и средств на защиту подобных центров, не ожидая, что удар возможен совсем с другой стороны.

— Но это просто фантастическое стечение обстоятельств. Да еще Степанов ушел в отставку. Это мой предшественник, — пояснил Машков. — Все так несчастливо наложилось друг на друга. Ученые говорят, что подобное роковое невезение случается чрезвычайно редко. И Степанов уходил, и замену ему пока не нашли, и оба молодых ученых как-то вышли из-под контроля. Да и жизнь у них не заладилась. У одного были неприятности с женой, которая уехала с ребенком из поселка, другой вообще был холостой. Сотрудник службы безопасности, дежуривший девятого июня, был новичком и многого не знал. Он даже не помнит, выносили они что-то или нет. Да еще их внезапная смерть. В общем, все получилось так непредсказуемо сложно… И еще Кудрявцев разрешил погибшим поменяться сменами, забыв сообщить об этом, как полагается по правилам. Он вспомнил об этом только несколько дней назад.

— Мне обязательно нужно будет посмотреть личные дела сотрудников Центра, — снова убежденно сказал Дронго, — иначе у меня ничего не получится.

— Тогда обращайтесь к генералу Земскову. Он сейчас здесь главный. Сырцов пока отстранен от исполнения своих обязанностей. Они вместе с Волновым были даже сначала арестованы, но затем по настоянию директора их освободили и взяли подписку о невыезде.

— А директор сильно переживает?

— Не то слово. Он постарел на десять лет.

— Вы можете завтра со мной пройтись по всему маршруту? — попросил Дронго. — Я бы хотел спуститься в хранилище. Там ведь, наверно, существует своя система шифра?

— Да, конечно. Пароль меняется каждый день. Это тоже одно из условий безопасности.

— И кто его знал?

— Только начальник службы безопасности полковник Сырцов. И его заместитель подполковник Волнов. Обычно знали кодовое слово директор Центра и его заместитель. Больше никто.

— Академик Добровольский и Кудрявцев? — уточнил Дронго. — Правильно?

— Точно. Но есть еще ключи, точнее, магнитные карточки. Только у Добровольского и Сырцова. И открыть двери в хранилище можно лишь одновременно обоими ключами. И, конечно, набором известного кода.

— У кого еще могли быть ключи?

— Только у них. Мы проверяли, ключи не похищали и не подделывали. Впрочем, это невозможно сделать. Это не обычные ключи, как я сказал, а специальные магнитные пластины, карточки, информацию на которых даже теоретически невозможно подделать. Там цифровой код. Тридцатизначное число. Это надежнее, чем даже отпечатки пальцев. Вообще-то я не имею права рассказывать вам об этом, но карточки действительно невозможно подделать.

— А сотрудники могли взять карточки и войти в хранилище?

— Нет. Обычно для обеспечения доступа сотрудников в хранилище утром туда спускались директор и начальник службы безопасности. Или кто-то из их заместителей, которые производили разблокировку двери. Код знали сотрудники лаборатории Шарифова.

— Он начальник лаборатории?

— Да, мы его тоже проверяли. Наше руководство считает, что он самый подозрительный.

— Почему?

— Глупое подозрение, — вздохнул Машков, — он наполовину татарин, и они считают, что он мог быть каким-либо образом связан с чеченцами.

— Из-за своей национальности он заранее считается подозрительным? — усмехнулся Дронго. — У вас несколько странный руководитель комиссии, вы не находите?

— Не знаю, — улыбнулся Машков, — я не могу обсуждать такой вопрос.

— Мне нужно будет встретиться с каждым из членов комиссии, — решительно произнес Дронго.

— Только утром, — возразил Машков, — посмотрите на часы, уже первый час ночи. Это у нас с вами поздний ужин.

— Да, жалко девушку, она, кажется, ждет не дождется, когда мы уйдем, — согласился Дронго, вставая. — Пойдемте, полковник, я хотел бы пройтись с вами по территории Центра и посмотреть предполагаемый путь вывоза зарядов.

— Сейчас? — изумленно спросил Машков, взглянув на часы. Потом добавил с некоторым восхищением: — Вы ведь только что прилетели…

— Разве я сказал, что устал?

— Идемте, — согласился полковник. — Знаете, я много слышал про вас. Может, вы действительно сумеете сделать то, что не смогли все мы.

Отель «Крийон» один из самых известных отелей Парижа. Расположенное на площади Конкордия, где когда-то казнили королей и якобинцев, жирондистов и роялистов, это величественное здание было построено в тысяча семьсот пятьдесят восьмом году известным архитектором Жаком Анже Габриэлем по приказу самого Людовика Пятнадцатого. Несчастный король и не подозревал, что стены построенного по его приказу дворца станут свидетелями казни его преемника и его супруги, а потом площадь перед дворцом превратится в главную арену исторического действа, на которой по очереди будут казнить самых знаменитых людей Франции.

В тысяча девятьсот девятом году здание дворца было переоборудовано под отель и после этого принимало самых титулованных особ многих государств мира. Расположенное рядом с американским посольством в самом центре Парижа, оно привлекало внимание состоятельных людей, способных платить за великолепие номеров «Крийона». Десятого августа в баре отеля за столиком сидели два человека, один из которых говорил по-французски с сильным акцентом. Он выглядел несколько экзотично — довольно смуглый, с длинными красивыми пальцами, узким носом с горбинкой, миндалевидными глазами. На нем был строгий элегантный костюм, а на пальце правой руки поблескивал крупный перстень. Второй — маленький, полный, несколько неряшливо одетый, в помятом костюме — сидел напротив смуглого и в чем-то убеждал своего собеседника.