Чингиз Абдуллаев - Время нашего страха

– Её можете сразу исключить, – улыбнулся Левин. – Эта длинноногая девочка хочет стать актрисой. Кроме собственной внешности её не интересует больше ничего в этом мире. Удивляюсь, как вообще Геннадий Данилович её терпит. Но его секретарь в декретном отпуске, и сейчас её заменяет эта особа.

– Ещё супруга Ледкова…

– Любовь Кирилловна? – удивился Левин. Потом нахмурился. – Она, конечно, женщина своебразная, но связываться с таким отребьем? Зачем? Муж создал ей такую обеспеченную жизнь. Её больше волнуют дети в Англии и регулярные переводы туда денег, чем все остальные проблемы, даже возможные пассии ее мужа.

– И насчет пассий, – заметил Дронго, – одна из них могла тоже узнать о смене охраны…

– Алла, – сразу назвал её имя Левин, – только она. Я уже говорил Геннадию Даниловичу, что он слишком много времени проводит с ней. И напрасно так ей доверяет. Я уже не говорю о невероятных затратах на эту особу. Извините, что высказываюсь по этому вопросу так откровенно.

– Я поэтому и хотел с вами переговорить. Кто ещё мог узнать о переводе денег и смене охранников?

– Может ещё Игорь. Но он не знал о переводе. Нет, он точно не знал. И у меня ничего не спрашивал. Он уехал гораздо раньше. Да, точно. В нашей компании о переводе денег знали только мы трое.

– Ясно. Спасибо вам за беседу. И извините, что отнял у вас слишком много времени.

– Ничего. – Левин снова вытер лицо, протер очки и поднялся. – Неприятная у вас работа, – сказал он на прощание, – очень неприятная. Копаться в этих низменных страстях, искать самого подлого. Не завидую я вам, господин хороший, совсем не завидую. Я всегда считал, что самая грязная работа у проктологов, сейчас понимаю, что это не так. Вам приходится копаться в такой грязи человеческих отношений, чтобы найти виновного. Не боитесь за свою душу?

– Пока ещё держусь, – честно ответил Дронго.

– Вы, наверно, оптимист, – вывел свою формулу Эмиль Борисович. – Только убежденный оптимист может верить в людей и заниматься их душами. Или циник?

– Пополам, – он понимал, что его собеседник прав.

– Тяжело, – повторил Левин, – очень тяжело. До свидания.

Он осторожно вышел из комнаты, мягко закрыв за собой дверь, словно опасаясь потревожить кого-то третьего. И Дронго долго сидел в одиночестве, пока его не позвала секретарь Ледкова.

Под вечер позвонил Эдгар Вейдеманис. Они с Кружковым выехали в Харьков, чтобы на месте узнать о Хомичевском. В Министерстве внутренних дел Украины никакой информации на Хомичевского не было. Там всего лишь подтвердили, что он сидел в колонии с девяносто пятого года. Что было с ним после девяносто девятого, когда его досрочно отпустили, никто не знал. И никаких сообщений о бывшем рецидивисте уже не было. Или их не хотели давать приехавшим гостям.

На часах было около восьми, когда они с Ледковым поехали к дому Сипакова. Дронго ехал туда не без некоторого внутреннего напряжения. Он не знал, что сможет сказать вдове убитого. И как вообще будет себя вести. Но, преодолевая внутреннее сопротивление, он посчитал невозможным не поехать к ней.

Они поднялись по лестнице в сопровождении сразу троих охранников. Вошли в квартиру. Там уже находились несколько заплаканных женщин, мужчины курили в коридоре. Все были в подавленном настроении. Тамара вышла к ним в темном платье. У неё были красные, опухшие от слез глаза и уставшее лицо. Она пригласила гостей в спальню, куда не пускали посторонних. «Дронго» пожал ей руку и сказал какие-то традиционные слова соболезнования. Она кивнула ему, ничего не ответив.

Он понимал, почему она не принимает никого в кабинете. Ей было страшно входить в комнату, где она нашла убитым своего мужа.

– Что сказала следователь? – поинтересовался Ледков. – Когда можно будет забрать Кима?

– Через два дня, – ответила Тамара, – она обещала через два дня.

– Мы всё устроим, – твердо пообещал Ледков. – Ты ни о чем не беспокойся. И поминки организуем. Всё как положено.

– Спасибо, – равнодушно ответила женщина.

– Тебя эта дура сегодня не трогала? Не вызывала?

– Вызывала, – кивнула Тамара. – Мы с ней встречались три часа назад.

– Вот сволочь, – зло произнёс Ледков, – я же её просил, чтобы она тебя не дергала.

– Она позвонила и попросила приехать. Прислала за мной машину, – тихо сообщила Тамара. – Я бы не смогла сесть за руль в таком состоянии. Спасибо тебе, Гена, за твой автомобиль, но скажи ребятам, чтобы его забрали. Мне тяжело сейчас садиться за руль. Я пока на такси передвигаюсь.

– Оставь его себе, – вздохнул Ледков. – Мы вообще переоформим его на твоё имя. Тебе машина всё равно будет нужна.

Она ничего не ответила. Дронго чувствовал себя почти лишним. Но неожиданно она обратилась к нему:

– В тот вечер я много думала о нашем разговоре. И решила, что нужно оставить этих охранников. Никто не виноват, что всё так получилось. Видимо, так должно было случиться. Но у меня к вам одна большая просьба…

Она закрыла глаза, словно собираясь с силами. Открыла и взглянула на Дронго. Он увидел, какая в них боль…

– Найдите его, – попросила она. – Я знаю, что так нельзя себя вести. Тело Кима ещё не предано земле, его ещё не отпели, а я хочу мести. Но я этого хочу. Чтобы я могла хотя бы на суде подойти к нему и плюнуть ему в глаза. Ким был святым человеком, об этом все знали. И его не должны были так убивать. Кто бы это ни сделал, он пошел против Бога. И если Бог будет за вас, вы его обязательно найдете. Мне рассказывали, что вы невероятный человек, умеете находить преступников по каким-то своим правилам, которые другие люди не всегда понимают. Возможно, что вы их чувствуете. Но как бы там ни было, найдите его. Ради меня, ради Кима, ради других убитых ребят. Найдите и покарайте его.

– Это моя работа, – мрачно произнёс Дронго. – Я постараюсь сделать всё, чтобы его найти.

– Сделайте больше, чем просто свою работу. Считайте, что я прошу вас отомстить за близкого мне человека. Я ничего не смогу вам отдать взамен, но если вы верите в Бога, то я буду за вас всё время молиться. Честное слово, буду ходить в храм и ставить за вас свечу. Я даже не знаю, кто вы по вере – христианин, иудей или мусульманин. Может, даже буддист. Но это неважно. Я всё равно буду ходить и молиться за вас до конца своих дней. Только найдите убийцу.

Дронго молчал. Обещать что-либо в таких случаях трудно. Возражать глупо. Лучше молчать. И потом честно делать свою работу. «Левин не совсем прав, – вдруг вспомнил он слова Эмиля Борисовича. – У меня действительно тяжелая и грязная работа, но она нужна людям. Нужна, чтобы верить в Бога и в возможную справедливость на этой земле».

– О чём она тебя спрашивала? – спросил Ледков. – Чего она хотела?