Чингиз Абдуллаев - Кубинское каприччио

– Он останется в их бакинской квартире или приедет сюда?

– Конечно, приедет сюда, – ответил Иса, – вы думаете, мне очень нравится мотаться туда-сюда? Но Борис просил привезти его брата именно сюда. И Асиф сам хочет приехать, после вчерашнего убийства. А как не приедешь? Она была их родственницей. В общем, мне придется проделать такое путешествие. А покрышки на моей машине не железные. Правда, Борис за все платит, но все равно обидно. Они могли бы купить себе новую машину, а мне оставить «Ниссан», который подарил их дядя.

– Вы его уже оформили на себя?

– Конечно. Еще месяц назад. Это у нашего Гулама всегда неприятности бывают с его джипом. Доверенность закончилась, а он все еще ездит на этой машине, не понимая, что должен переоформить ее на себя.

– Он сказал мне, что собирался сделать это два дня назад, когда ездил в Баку, но неожиданная авария помешала ему. Поэтому он искал вас, чтобы вы забрали вещи у его брата. Ваша дача находится недалеко от дачи его брата?

– Совсем рядом, – кивнул Иса, – он позвонил мне на дачу и попросил забрать некоторые вещи. Что я утром и сделал. Жалко Гулама, он так радовался этому джипу и так глупо подставил его под удар. Он мне уже все рассказал. Он совсем не был виноват. Во всем был виноват мальчишка, который ударил его машину.

– Когда вы уезжаете?

– Прямо сейчас. Только по дороге бензином заправлюсь. Вам что-нибудь нужно? Или вы хотите поехать со мной в Баку?

– Не хочу, – ответил Дронго, – во всяком случае, пока не хочу. Вы знаете, что Гулам охотник?

– Конечно, знаю. Я с ним несколько раз ходил на охоту.

– И как он стреляет?

– Великолепно. Настоящий мастер. Птицу бьет влет. Я так не могу, не получается.

– У него есть оружие?

– Есть. И винтовки, и ружья, и даже шестизарядный карабин есть. Из Австрии привезли и ему подарили.

– Кто подарил?

– Не помню. Честное слово, не помню. Лучше спросите у него. – Иса кивнул на прощание и заторопился к лестнице. Очевидно, он собирался взять свои вещи.

Дронго вернулся на кухню. Снова подошел к Фатьме. Задумчиво посмотрел, как она готовит. А ведь он допустил глупую ошибку, когда подозревал и эту женщину. У нее было столько возможностей для того, чтобы покончить с каждым из них по отдельности и со всеми вместе. Ведь она проводила целый день на кухне. И прекрасно знала, кто и какую еду больше любит. При желании она могла бы отравить всех, кто находился в доме. Всех и каждого. Это тоже доказательство в ее пользу, хотя и не совсем убедительное. Ведь, если бы отравился кто-нибудь из гостей, подозрение сразу бы пало на Фатьму.

– Что любил Семен Борисович? – неожиданно спросил он. – Какие-нибудь особые блюда?

– Нет, – ответила Фатьма, – обычные блюда. Фаршированную рыбу любил, жареную курицу, отварной картофель, гречку. Ничего особенного не заказывал. Если много гостей приезжало, он посылал Ису в ресторан и там заказывал на всех кебаб. Разных сортов. Но сам почти ничего не ел. В последние месяцы он вообще ничего не ел, похудел и превратился в настоящий скелет. Только кожа и кости. Доктор говорил, что скоро анатомию будут изучать по скелету Семена Борисовича, если тот перестанет кушать. Но он все равно не хотел есть.

– Он не возражал, когда к вам приходила в дом маленькая Назрин?

– Нет. Никогда. И детей любил. Как он радовался, когда Борис своих ребят сюда привез. Мальчика и девочку. Семен Борисович просто светился от счастья, как будто это его родные внуки были. На самом деле они и были его внуками. Он ведь Асифу и Борису отца заменил и всегда очень о них заботился.

– Что вы вчера увидели, Фатьма? – спросил Дронго, видя как она улыбается. И Фатьма сразу нахмурилась. – Вы вошли в кабинет и что-то увидели. Что-то такое страшное. Это было не тело погибшей. Она лежала к вам спиной. Вы что-то увидели и закричали. Я слышал вчера два женских крика. Сначала сдавленно крикнула Хуршида и раздался выстрел. А через некоторое время закричали именно вы. Что вы там увидели?

– Мне лучше не говорить, – вздохнула Фатьма, – я и так вчера чуть не умерла. Если бы не вы, я бы наверняка умерла. Или тяжело заболела.

– Что вы увидели? – снова спросил Дронго.

– Самое страшное, что может увидеть человек, – выдохнула Фатьма, – и так мне стало плохо и страшно, что я уже больше ничего не помнила. Совсем ничего. Пока вы меня не ударили.

– Что это было? Расскажите, – уже потребовал Дронго.

– Я услышала выстрел и крик, – пояснила Фатьма, – и услышала, как кто-то бежит. Потом еще кто-то. Я вышла в коридор и поспешила в кабинет. Ведь тайник я там видела. Поэтому туда и пошла. А когда вошла в комнату, то увидела, что Хуршида на ковре лежит мертвая, а рядом стоит ее сын с пистолетом в руках. Вот тогда мне стало страшно по-настоящему. Это сейчас я понимаю, что он, наверное, в комнату вбежал и увидел пистолет. Сразу его поднял, чтобы мать защитить или пистолет рассмотреть. Не знаю зачем. Да и знать не хочу. Только я увидела ее на ковре, а его с оружием, и сразу словно речь у меня отняли, даже кричать больше не могла. Сначала крикнула, а потом начала хрипеть. И если бы не вы… даже не знаю, что со мной могло случиться. Я тогда подумала, что Туфан в свою мать сам стрелял. И очень испугалась. Потом ничего не помню. Пока вы меня не ударили. И пока я не стала пол и ковер пачкать. Но я уже все отмыла. Хотя сегодня утром следователи приезжали, когда нас не было. И все там фотографировали заново.

– Откуда вы знаете?

– Гулам сказал. Он все время здесь был, вместе с ними. А потом, когда они уехали, он тоже ушел на поминки к покойной Хуршиде домой.

– Вы ее не очень любили?

– Так нельзя говорить, – рассудительно ответила Фатьма, – она умерла, и так нельзя говорить об умершей. Но она была очень тяжелым человеком. И с ней было трудно. Семена Борисовича она немного боялась и уважала. А с племянниками его вообще не церемонилась и все время им гадости говорила. Считала, что они мало помогают ей и ее сыну.

– И Валиду она не любила?

– Ненавидела. Ой, что я говорю. Не любила она ее. И все время говорила, что Валида не пара нашему Семену Борисовичу. Только тихо говорила, чтобы он не очень нервничал. Ему не нравилось, когда о Валиде плохо говорили. Очень не нравилось.

Дронго хотел задать еще несколько вопросов, когда зазвонил его мобильный телефон. Он достал аппарат.

– У тебя очень странные друзья, – сообщил ему знакомый, – и звонки у них очень странные. Будешь записывать по минутам или запомнишь? Я уже не удивляюсь, когда ты запоминаешь по десять-двенадцать номеров. Но это совсем не тот случай. Я проверил по нашим компьютерам. И получил удивительные данные. Ты еще стоишь или сидишь? Тогда садись, я их сейчас тебе продиктую.

Он поднялся к себе в комнату. Теперь наконец получалась цельная картина. Отдельные элементы мозаики складывались в конечном итоге в общую картинку, и он мог сделать некоторые предварительные выводы. Но для общей картины происшедших событий не хватало всего лишь нескольких элементов. Во-первых, результатов баллистической экспертизы, которую должны были уже закончить в Баку. Во-вторых, звонка из Парижа. Ему нужна была конкретная фамилия, которую могла сообщить атташе по культуре. Но она не звонила. Учитывая большую разницу во времени, в три часа, он не торопил события, понимая, что в Париже день только начался. Но ближе к вечеру Дронго начал волноваться. И наконец, ему нужен был старший брат Бориса, с которым он тоже хотел побеседовать. Только после того как эти три фрагмента мозаики впишутся в общую картину, она будет завершена полностью и он сможет предъявить обвинения убийце.