Сергей Донской - Живешь только трижды

Перво-наперво он вежливо поинтересовался, за каким хером они приперлись в эту долбаную хавиру на Басманной, где никакого гидроакустического маяка нет и не предвидится.

– Видишь ли, – ответил ему Бондарь в той же изысканной манере, – эта сучка, которая зовет себя Арианой, и ее хренов кобель, откликающийся на кличку Талос, могут знать, что за типы приперлись сегодня на скотобойню.

– Откуда? – полюбопытствовал Костя. – Для них засада в Камышовой бухте была такой же неожиданностью, как и для нас.

– Но ведь за ними следили не только мы. И музыкальная шарага не могла не догадываться об этом.

– Это всего лишь твои предположения, командир.

– А вот и нет, – возразил Бондарь. – Вспомни того мужика, который выходил полюбоваться трупом перед воротами. Вспомни сегодняшний допрос Малютина. Ариана ничуть не удивилась, когда он упомянул третьих лиц, мечтающих заполучить «Флексоном».

Произнеся эту тираду, он нащупал в кармане сигаретную пачку, но тут же отдернул пальцы, словно они коснулись раскаленного железа. Курить в засаде было верхом безрассудства и самонадеянности. Учуяв присутствие посторонних, Ариана не попадет в расставленные сети. А это было бы обидно. Бондарь прямо-таки изнывал от желания увидеться с ней снова.

– Вообще-то ты прав, – пробормотал Костя, почесывая обросшую щетиной скулу. – Ариана и ее команда как-никак из Госбезопасности, а там должны были поинтересоваться, кто ставит им палки в колеса.

– Вот тебе и вторая причина, по которой мы здесь, – сказал Бондарь, примостившись на краешке подоконника. – Сдается мне, что в СБУ очень рассердятся, когда Ариана доложит о моем нападении на ее сотрудников. Трое отправились на корм рыбам, а это не шуточки. За такие дела нас самих кому-нибудь скормят. Свиньям, например.

– Терпеть не могу украинского сала, – скривился Костя. – Уж лучше пусть нас отдадут на растерзание львам. Все-таки красивые и благородные животные…

– Столь почетной казни удостаивались лишь гладиаторы и первые христиане.

– Во! То, что надо! Разве мы с тобой не гладиаторы? И разве не христиане?

– В какой-то мере гладиаторы, – согласился Бондарь, – но не христиане в общепринятом смысле этого слова.

– Вот те на! – изумился Костя. – Кто же мы тогда? Магометане, что ли? Или эти, кришнаиты иудейские?

– Православные.

– А чем православные отличаются от христиан?

– Отсутствием того ханжеского смирения, к которому призывают попы всех мастей, – сказал Бондарь. – Для меня, тебя и таких, как мы, смирение смерти подобно. Очень уж много желающих ударить нашего брата по левой щеке… потом по правой… потом отнять последнюю рубаху и пустить по миру, а еще лучше поскорее сплавить в царствие небесное.

Костя, уставившись в мрак за окном, неуверенно покачал головой:

– Может, ты и прав насчет смирения, а только иногда муторно от нашей работы становится. Я ведь даже угрызения совести разучился испытывать, веришь? И мертвые мне по ночам не снятся. Хорошо ли это? Я ведь не терминатор какой-нибудь, а живой человек.

Бондарь прекрасно понимал, о чем говорит Костя. А упоминание терминатора заставило его вспомнить американцев, таких крутых в кино и таких закомплексованных в реальной жизни. Взять хотя бы давнюю войну во Вьетнаме, которая их попросту доконала. Врачи тогда выявили серьезные психические нарушения буквально у всех воевавших там солдат. Попросту говоря, у подавляющего числа ветеранов вьетнамской войны крыша поехала. Некоторые из них спивались, другие гробили себя наркотиками, третьи прыгали с небоскребов или вешались на веревках, свитых из звездно-полосатых флагов. Были и такие, что пошли убивать, грабить, насиловать, находя в этом своего рода «кайф», о котором они потом охотно рассказывали на судебных процессах. Американская пресса назвала это явление «вьетнамским синдромом». После боевых операций в Афганистане и Чечне схожие явления начали происходить и с российскими солдатами, хотя, конечно, не в таких масштабах.

Объясняется это просто: во Вьетнаме и Афгане воевали в основном совсем молоденькие солдатики срочной службы, в большинстве своем эмоционально неуравновешенные, моральных принципов не имеющие. Если отцы и деды этих мальчишек выстояли в Великую Отечественную, сумев не только отстоять Родину, но и сохранить свою внутреннюю человеческую сущность, то их потомки очень скоро ломались, превращаясь в самых обыкновенных убийц. Азарт схватки, постоянный риск, ощущение вседозволенности, высвободившиеся стадные инстинкты – все это доставляло им своеобразный адреналиновый кайф. Чем больше они убивали, тем ненасытнее становилось желание пускать кровь еще и еще. Проку от такого бойца немного, поскольку он уподобляется наркоману, думающему лишь об очередной дозе.

А вот в спецназе ФСБ, где всегда уделялось много внимания психической подготовке, никаких «афганских», «чеченских» или каких-то еще синдромов зарегистрировано не было. То же самое касалось любых других подразделений Службы безопасности. Почему? «Да потому, что всем нам с самого начала прививали психическую устойчивость, хладнокровие, своего рода отрешенность, – ответил на собственный вопрос Бондарь. – С одной стороны, это позволяло нам действовать с четким осознанием того, что мы убиваем врагов не ради собственного удовольствия, не ради денег или кровной мести, а подчиняясь требованиям воинского долга, во имя своей Родины, как бы высокопарно это ни звучало. С другой стороны, в нас выработалась некая профессиональная бесчувственность, не позволяющая нам испытывать нормальные человеческие эмоции…

Взять хотя бы меня, потерявшего жену и сына. Еще и года не прошло со дня трагедии, а боль в моем сердце успела притупиться, и дорогие мне лица все реже являются во снах, словно понимая, что я начал их забывать. Может быть, я просто не способен любить или ненавидеть по-настоящему? В меня как бы вживили некий предохранитель, отключающий любые чрезмерные переживания, как отрицательные, так и положительные. Терминатор? Выходит, что так…»

– Скажи, что творилось у тебя на душе, когда ты перекрывал кислород Малютину? – спросил Бондарь.

Наморщив лоб, Костя признался:

– Да ни хрена не творилось.

– А теперь представь, что у тебя от подобного занятия голова кругом идет, или сердце начинает колотиться, или член дыбом встает…

– Ну ты сказанул, командир! Что я, садюга какой?

– Тогда представь, – продолжал Бондарь, – что ты над трупом несчастного Малютина в истерику впал, волосы на себе рвешь, загубленную душу раба божьего оплакиваешь.

– Еще чего, – надулся Костя. – С какой стати я стану изменника Родины жалеть?

– Тогда не ломай голову над всякими проблемами, а просто воспринимай себя таким, какой ты есть. Не безжалостным душегубом, но и не раскаивающимся грешником. Простым русским терминатором. – Бондарь криво усмехнулся. – Который четко выполняет поставленные перед ним задачи. Исправно функционирует, вместо того чтобы переживать по каждому поводу.