Сергей Донской - Цену жизни спроси у смерти

– Трофим.

– М-м? Редкое имя.

– На самом деле я Леша.

– А! – догадался незнакомец. – Фамилия у тебя, наверное, Трофимов? Или отчество Трофимович?

– Нет, – признался юноша с застенчивой улыбкой. – Просто кличка такая. Я и сам не знаю, почему меня зовут Трофимом. Так получилось.

Незнакомец неодобрительно хмыкнул, после чего заключил:

– Скверно. Ты же в банде состоишь, как я понимаю? Что же погоняло у тебя такое несерьезное? Представь себе аллейку ваших братков на кладбище. Красивые мраморные плиты с трогательными надписями. И вдруг среди них такая: «Здесь покоится Трофим, который и сам не знал, почему его так зовут». Вот те на! Приятно ли будет твоим родителям прочитать такое? – Не дождавшись ответа, незнакомец посоветовал: – Если не хочешь, чтобы на кладбище появилась такая глупая эпитафия, бросай свое ремесло, займись чем-нибудь стоящим. Выбор широк. Даже воровать мясные обрезки на рынке прибыльнее и безопаснее, чем быть рядовым бандитом. Согласен со мной?

– Согласен, – кивнул Трофим. – Я уйду, обещаю. Прямо вот сейчас и уйду.

– Нет. Сейчас ты уже никуда не уйдешь.

После этой зловещей фразы юноша и сам не заметил, как оказался сидящим на камнях. Это было похоже на тепловой удар. Солнце немилосердно пекло затылок, зато стальные глаза, которые глядели на Трофима, казались прямо-таки ледяными.

– Отпустите меня, – попросил он.

Незнакомец покачал головой:

– Я же сказал: нет. Во-первых, я хочу, чтобы ты как следует усвоил урок. Во-вторых, всех вас нужно временно изолировать. А как это сделать?

– Как? – спросил Трофим одними пересохшими губами.

– Вот так…

Ствол револьвера приподнялся, выискал обращенное к нему колено и вогнал в него пулю.

Боль была такая пронзительная, словно ногу проткнули раскаленным стержнем. Трофим потерял сознание, а когда пришел в себя, у него имелось целых два повода для радости. Он все-таки был жив. И светлоглазого мужчины поблизости не наблюдалось.

Результаты интервью, наспех взятого Громовым у бандита по кличке Паленый, оказались весьма скудными. Ничего он толком не знал, хотя про подброшенного утопленника краем уха слыхал и даже косвенно принимал участие в операции. Курировал дело, как и следовало ожидать, капитан милиции Журба, а приказы отдавал непосредственно пахан Женя Минин, под которым ходили и косолапый Журба, и Паленый, пока у него ноги были целы.

Паленый Громова уже не интересовал. Продажный мент Журба и честный бандит Миня, вот с кем пришло время потолковать по душам. Именно в такой последовательности. Где искать знакомого капитана сочинской милиции, Громов и без показаний пленника знал. А координаты Минина благосклонно выслушал и принял к сведению.

Больше ему на диком пляже делать было совершенно нечего.

Погрузив в бандитский джип свою сумку и выбросив из салона все, что было, по его мнению, лишним, Громов оставил себе лишь трубку мобильного телефона, по которой связался с Сочинским управлением ФСБ. Посвящать коллег в подробности он не стал – среди них тоже мог находиться свой Журба. Просто представился и попросил приехать за тремя ранеными, валяющимися на берегу в живописных позах. На милицейском языке это называлось «временно закрыть». В ФСБ выражались иначе, тут «брали на учет». Что, собственно говоря, сути дела абсолютно не меняло.

Сунув трубку в сумку, Громов включил зажигание, развернул зеленый джип и погнал его обратно в город. Крутой подъем от русла до трассы мощный автомобиль преодолел без заминки, взлетел наверх одним махом. Его название – «Лендровер» – не зря переводилось как «сухопутный пират». Скоростной, маневренный – управлять таким было одно удовольствие. Тем более что сотрудники ГИБДД не делали ни малейших поползновений остановить не на шутку разогнавшийся джип. Он был для них чем-то вроде корабля-призрака: увидеть можно, а пощупать нельзя. Как в той песне: и хочется, и колется, и «папа» не велит.

В городе пришлось сбавить газ. Отдыхающие пересекали улицы в безмятежной манере коров, направляющихся на водопой. Почти все особы женского пола втемяшили себе в голову, что способны быстро бегать, и каждая вторая из них норовила продемонстрировать свое умение перед самым носом автомобиля.

«Женщина может похвастаться грацией, только когда она танцует или играет в бадминтон с мужчиной, которому очень уж хочет понравиться, – решил Громов под конец измотавшего его маршрута по городским улицам. – Другие физические упражнения ей противопоказаны. Тут для нее все дни – критические. «Бегущая по волнам» звучит, конечно, поэтично. Но стоит представить себе, как это выглядело бы на самом деле, и вместо романтики останется одна неприкрашенная проза».

Возле районного отделения милиции торчали два вертлявых парня оперативной наружности. Они встретили выбравшегося из джипа Громова цепкими фотографическими взглядами и молчали, пока он проходил мимо.

Внутри царили духота, разнообразные густые запахи, среди которых не было ни одного приятного, и полумрак. Застекленную кабинку дежурного некогда намеревались обшить солидным пластиком под светлое дерево, но импортных панелей, понятное дело, не хватило, и теперь помещение выглядело то ли недостроенным, то ли полуразрушенным.

– Вы к кому, гражданин? – поинтересовался старший лейтенант, отмахиваясь от натужно зудящей над ним осы. Перед лейтенантом стояла тарелка с арбузными ломтями, в которую он сплевывал также и косточки.

– Журба у себя? – спросил Громов.

– Вы ему кем приходитесь, гражданин? Подследственным лицом или пока что только подозреваемым? – Оживившийся дежурный потянулся влажной рукой к телефонной трубке. Как только им было бегло изучено удостоверение, сунутое ему под нос, он оставил телефон в покое, сунул тарелку с недоеденным арбузом куда-то под стол и сообщил: – Второй этаж, двадцать четвертый кабинет. На двери, правда, одна циферка отбита, но четверка осталась, так что не ошибетесь.

– Не ошибусь, – подтвердил Громов, направляясь дальше по коридору. – Как увижу дверь с отбитой циферкой, так и смекну: та самая. Это вы ловко сообразили: следовательские кабинеты таким макаром помечать. Хвалю.

Кажется, какая-то запоздалая реакция на замечание все же последовала, но у Громова не было ни малейшего желания выслушивать милицейские изречения. Все равно мудрости в них не больше, чем в надписях на стенах общественного туалета.

Широкую лестницу, ведущую наверх, драила молодая бабенка с роскошным синяком под глазом. Присматривающий за ней сержантик собирал во рту слюну, готовясь плюнуть на свежевымытую ступеньку. На лестничной площадке второго этажа шепотом препирались два кавказца подозрительной наружности, выясняя, кому из них выпадет честь предстать перед следователем первым. К тому времени, когда Громов сюда добрался, конфликт достиг своей кульминации, поэтому, чтобы проникнуть в коридор, увлекшихся спорщиков пришлось слегка раздвинуть в стороны.