Сергей Донской - Цену жизни спроси у смерти

– Ну, если честно… – Девушка немного помялась, прежде чем закончить: – Если честно, то все любят себя больше всех. Разве бывает иначе?

Минин посмотрел на нее долгим взглядом сонного удава и напомнил:

– Речь идет конкретно о тебе.

Она пожала плечами:

– Я не исключение.

– Значит, любишь себя?

– Люблю.

– Вот и хорошо, – удовлетворенно сказал Минин. – Тогда покажи мне, как сильно ты себя любишь.

– В смысле? – У девушки прервался голос, и окончание слова она произнесла шепотом.

– В самом буквальном смысле, куколка. Люби себя. Прямо здесь, не отходя от кассы. – Минин беззвучно засмеялся.

Шатенка начала постепенно понимать, что от нее требуется. Она растерянно посмотрела на ухмыляющихся парней, которые пожирали ее глазами. Один исподтишка показал ей палец и пощекотал им воздух перед собой.

– Послушайте, так нечестно, – неуверенно произнесла девушка и оглянулась по сторонам, как будто кто-то мог прийти ей здесь на помощь.

– А победила ты честно? – полюбопытствовал Минин со скучающим видом.

– Но вы же сами сказали: борьба без правил.

– Вот именно, – подтвердил он. – Никаких правил. Поэтому или делай то, что тебе велено, или тебе придется любить не себя, а моих мальчиков, всех вместе и по очереди. Что ты предпочитаешь, куколка? Твое слово для меня закон.

– Я не умею, – почти беззвучно прошептала девушка. – У меня не получится. – Губы у нее задрожали.

– Зато у них получится. – Минин кивнул на своих телохранителей, сделавших стойку. – Видишь, какие славные жеребцы? У меня таких вагон и маленькая тележка.

Парень, который метнулся к зазвонившему телефону, передвигался в раскорячку, словно плавки сделались ему вдруг слишком тесными.

Налившись румянцем, девушка опустила голову и неуверенно пошарила рукой под собой.

Но Минин смотрел не на нее, а на телохранителя, который, выслушав сообщение, мчался к нему, держа трубку на вытянутой руке, как олимпийский факел или эстафетную палочку.

У него хватило ума обогнуть бассейн не с той стороны, где проводился конкурс «А ну-ка, девушки», и очень скоро он оказался рядом с хозяином. И тогда стало заметно, что трубка для него не просто безобидный предмет, который нужно передать дальше по эстафете, а нечто вроде адской машинки, от которой парень желал избавиться как можно скорее. С такими напряженными лицами держат гранату, у которой выдернута чека.

– В чем дело? – спросил Минин, чувствуя, что ему тоже вовсе не хочется брать проклятую трубку. – Разве ты не видишь, что я занят?

– Тут это… – Телохранитель настойчиво протягивал ее хозяину. – ГКЧП у нас, шеф.

– Какое еще ГКЧП, к хренам собачьим?

– ЧП, то есть… Ну, наехали на нас.

– Что-о? – проревел Минин. – А ну, давай сюда телефон! – Кто? – крикнул он уже в трубку.

Голос, негромко отозвавшийся в его ухе, весело осведомился:

– Ты как там, Миня? Готов?

– К чему готов? Назовись, падла!

– Готов делить шкуру? – невозмутимо продолжал невидимый собеседник.

– Шкуру? Какую еще шкуру?

– Ну, не твою, конечно. Она и на х… никому не нужна. – В трубке обидно засмеялись. – Я толкую о шкуре убитого медведя. Въехал, наконец?

Миня растерянно посмотрел сначала на телохранителя, потом на тревожно застывшую шатенку, как бы ища у них поддержки. Спохватился, свел брови на переносице и, постепенно окрашиваясь лицом в лиловый цвет, прошипел:

– Ты, паскуда!.. Я же тебе за такие шутки задницу на свастику порву! Я…

– За что? Я-то здесь при чем? Охрана разбежалась, а эти беспредельщики в ресторане такой погром устроили, что…

Отняв трубку от уха, Минин посмотрел на нее с тупым недоумением. Теперь в ней звучала сбивчивая речь насмерть перепуганного хозяина «Медвежьей шкуры», и рассказывал он историю совершенно невероятную.

Через некоторое время, выслушав напоследок нахальный молодой голос, назначивший ему время и место встречи, Минин швырнул телефонную трубку в бассейн, столкнул туда же взвизгнувшую шатенку, а потом вскочил и в ярости затопал ногами:

– Порешу их всех, гадов!.. За яйца на деревьях вдоль дороги развешу!.. Я этих отморозков собственные пальцы жрать заставлю, чтобы веером их не распускали!..

Еще никогда Минину не было так страшно ехать на «стрелку», а отсидеться он не имел права, потому что боялся потерять авторитет куда больше, чем жизнь. Вот и заводил он себя перед поездкой, накручивал, распалял до полной истерики. Искусству буйствовать научился Миня еще в зоне, где без этого ни на чужую пику с табуретом в руках не попрешь, ни достойное место в бараке не отвоюешь.

Выглядел он в такие моменты совершенно бесноватым, а не перетрусившим, и потому внушал окружающим почти такой же ужас, какой испытывал сам.

Ведь каждая медаль за отвагу имеет свою оборотную сторону. И выбито на ней одно-единственное короткое словечко. Страх.

Громов наблюдал за своим маленьким отрядом с таким чувством, будто видел перед собой не взрослых бойцов, а пацанов, увлеченно возящихся с деталями «конструктора». Все пятеро смыли с лиц маскировочный грим, но лица у них все равно остались чумазыми и от этого казались по-мальчишески проказливыми.

Двое, поочередно светя друг другу фонариком, готовили к бою оружие. Тот, которому предстояло залечь на склоне по другую сторону дороги, вставил в «АКМ» набитый под завязку рожок, вдумчиво передернул затвор. Теперь ему осталось лишь поднять флажковый предохранитель и нажать на спусковой крючок, чтобы открыть огонь на поражение. Вот тебе и конструктор. Всемирно знаменитый Калашников Михаил Тимофеевич.

– «Пэбээшник» навинчивать? – деловито осведомился автоматчик.

Имелся в виду прибор беззвучной и беспламенной стрельбы, именуемый в просторечии глушителем. Опередив Громова, пространный ответ выдал приятель автоматчика, саркастически хмыкнув в качестве вступления:

– На головку навинти свой «ПББС»! Кому он в этой глухомани на хрен упал?! Только целиться мешает. И потом, тут одних взрывов на хороший блокбастер хватит. Чего уж после этого скромничать? Пали, и весь буй до копейки. Правильно я задачу понимаю, товарищ майор?

– В ночном бою, – сказал Громов, – бесшумную стрельбу вообще ведут только в крайнем случае. Противник должен прежде всего что?

– Сдохнуть? – предположил автоматчик.

– Сдохнуть – это уже потом. – Громов усмехнулся. – Сначала он перепугаться должен до потери пульса. Вспышки в темноте, выстрелы – все это убивает противника раньше пуль. Вам оно надо, чтобы бандюки под машинами своими залегли и отстреливаться начали? – спросил Громов и сам же себе ответил: – Нет. Так что лишний шум только на пользу пойдет.

– Тогда надо было трассеры захватить, – расстроился парень с автоматом. – Я б им изобразил салют с фейерверком!