Игорь Арясов - Три часа на выяснение истины

— Так, подумал, что товарищ один мог ошибиться, назвав человека с грязными, пахнущими бензином руками, водителем.

— А может, он автослесарь или на тракторе работает?

— Вот то-то и оно, что может быть, — неохотно согласился Матвеев. — Но уж лучше бы он оказался водителем машины. Кстати, у тебя среди знакомых или соседей нет водителя по имени Виктор? Высокий такой, глаза зеленые, наглые, на левой кисти, где большой палец, наколка. Лет двадцать пять — двадцать семь.

— Виктор есть, брат двоюродный, в автобазе машиностроительного завода работает. Но он маленького роста, глаза, кажется, синие, и наколок никаких, это точно. А больше Викторов, кажется, не знаю. Нет, не знаю. Есть Сережка, Александр, Вячеслав, еще один Вячеслав, Анатолий. А что, очень нужен?

— Если бы не был нужен, не спрашивал.

Марков посмотрел на спидометр и, прибавив газ, пошел на обгон панелевоза. Навстречу, метров за пятьсот до «уазика», на большой скорости мчались красные «Жигули». Марков напрягся, переключил скорость, выжал акселератор до предела и едва успел проскочить мимо «Жигулей» буквально в нескольких сантиметрах от них. Матвеев усмехнулся:

— Коля, нас ждут. А так мы можем и не доехать.

— Извините, Петр Васильевич. — Марков достал сигарету, открыл форточку, закурил. — Вот лихач. Наверняка за сто двадцать шел.

— «Жигуленок»-то?

— Ну да. Наш это, городской. Я его, между прочим, знаю. Стоматологом работает. Зайцев Евгений Александрович. Хороший врач. Два зуба простых мне вставил, никто не отличит.

— На золотые денег не хватило?

— Деньги были. Я вообще-то хотел. А он сказал, что с золотом не работает, надо к другому врачу. А у того очередь огромная. Ну, я и плюнул, не стал ждать, со свадьбой торопился.

Всякий раз, когда Матвеев приезжал в областной центр, он испытывал странное чувство, словно не покидал этого города, а был в длительной командировке, и вот теперь, отчитавшись по ее результатам, привычно выйдет из управления, неторопливо пройдет по ярко освещенному широкому проспекту, заглянет к жене в областную детскую библиотеку, заберет с собой второклассника Алешку и вечером во дворе большого многоэтажного дома будет гонять с ребятишками футбольный мяч, а когда вернется с работы Нина, она ласково будет бранить его и сына за то, что они вымазались, что не помогли бабушке готовить ужин, а мама будет оправдывать сына и внука, звенеть тарелками на столе, и в восемь вечера всей семьей, вчетвером, они будут сидеть за электрическим самоваром, слушать восторженные рассказы сына о школьных новостях, и так будет продолжаться всегда, в однажды заданном ритме. Но вот предложили Матвееву переход в район, на самостоятельную руководящую работу, и он принял это назначение без тени неудовольствия, даже радостно, потому что спокойный, размеренный образ жизни, несмотря на сложность и неординарность вопросов, какие приходилось решать на службе, стал убаюкивать его, причем это заметил не только он сам, но и Панкратов, под началом которого работал в областном управлении Матвеев. Пожалуй, только Панкратову завидовал он и не скрывал этого ни от кого. На невысокого, налитого мускулами светловолосого, всегда стремительного Панкратова он смотрел задумчивыми нежными глазами, в которых каждый внимательный человек без труда мог угадать восхищение. Отец Панкратова, слесарь-сборщик высочайшей квалификации, дал единственному сыну хорошее образование и настоял, чтобы он, несмотря на отцовскую славу и трудовые ордена, пришел в тот же цех. Уже через четыре года Юрия Панкратова выдвинули на должность начальника цеха, в котором было около тысячи человек. И вдруг Панкратов, отказавшись от блестящей перспективы вырасти в большого хозяйственного руководителя, согласился на предложение перейти на работу в органы государственной безопасности. И здесь за короткое время вырос так же стремительно, благодаря неукротимой энергии, уму, воле и собранности. Была в нем какая-то загадка человеческого обаяния, над разрешением которой Матвеев долго бился и наконец с удивлением и раздражением на себя понял, что заключается она в предельной искренности Панкратова, который, не экономя себя в любом, даже незначительном деле, не боялся показаться слабым, не знающим в данный момент того или иного вопроса. Когда Матвеев сделал это открытие, он, перейдя в район, старался буквально во всем следовать Панкратову. А год назад, похоронив мать, он поймал себя на мысли, что после нее самым близким для него взрослым человеком на земле стал вот этот, едва достающий ему до плеча светлой, лысеющей со лба головой мужчина, стоящий с ним рядом на кладбище и шептавший бледными губами: «Ничего, Петр Васильевич, ты держись, пожалуйста!»

До назначенного начальником управления времени оставался еще час, поэтому Матвеев заранее радовался представившейся возможности побыть этот час с Панкратовым, если, разумеется, тот будет свободен. Матвеев почти бегом одолел широкие чугунные лестничные марши старинного особняка, поднялся на третий этаж и, остановившись перед крайней дверью, сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить дыхание. Потом приоткрыл дверь:

— Юрий Степанович, разрешите?

Панкратов был не один. Напротив него за приставным столиком сидел молодой, незнакомый Матвееву сотрудник. Большеглазое его лицо было напряжено, как перед прыжком в воду с высоты. Панкратов, сунув левую руку в карман брюк, стоял у окна лицом к двери и рубил правой рукой воздух:

— Скромность и еще раз скромность — вот самая для вас нужная черта характера, которую надо воспитывать постоянно, в любой ситуации. Пока вам этого явно недостает. У меня все, вы свободны, товарищ лейтенант.

— Извините, — Матвеев попятился.

— Ничего, мы закончили, проходите, Петр Васильевич. — Панкратов пошел навстречу Матвееву, крепко пожал руку и, не отпуская ее, посмотрел на сотрудника, закрывающего дверь. — Здравствуй, дорогой, проходи, присаживайся, закуривай. Ах да, ты же бросил. Ну и молодец. А я все никак. — Панкратов закурил, вздохнул, еще раз посмотрел на дверь. Красные пятна на его щеках стали бледнеть. — Завел меня, понимаешь, этот паренек. И дело-то у него было пустяковое, выяснить кое-что в паспортном столе. А он пришел, удостоверением размахивает, я такой-сякой, выньте да положите мне то-то и то-то. Там, конечно, удивились, позвонили. Ну, я и не сдержался чуток. Ничего. Лишний раз о скромности чекиста напомнить не мешает. Ну, рассказывай, как живешь-можешь? Почему меня, своего куратора, обходишь, через голову, сразу Алексееву звонишь?

— Я и вам звонил, Юрий Степанович, — зарделся Матвеев, — вы на сессии горсовета были.

— Ладно, не оправдывайся, не виноват. Что-то серьезное? — Панкратов глазами показал на папку, которую Матвеев держал на коленях.