Игорь Арясов - Три часа на выяснение истины

— Это ерунда, — смутилась Елена Петровна. Она хотела сказать, что это у нее с детства, но решила скрыть. — Это я съела что-то несвежее на работе. Да, Вася, у нас теперь на участке поставили камеру, как на телевидении.

— Это еще зачем? — насторожился Серегин.

— Чтобы мы работали, а начальство прямо из кабинета проверяло, может, мы лясы точим. И еще говорят, что специального вахтера на нашем участке поставят.

— Ничего себе! — Василий нахмурился. — Ты, Лена, теперь поосторожней. — А то еще засыпешься, тогда пропадем.

— Не волнуйся! Песка золотого у нас теперь не стало, технологи будут сами ванны отрабатывать. А что касается раствора, я уже все придумала, как его брать. Не полезут же вахтеры мне под юбку. Я уже проносила за поясом, хоть бы что. Самое главное — банкой из ванны зачерпнуть, а потом в бутылку перелить. Бутылка-то плоская, я живот втяну, на пояс ее, а сверху кофточку. И шагаю себе как ни в чем не бывало. Вот смотри, — Елена Петровна продемонстрировала Василию, как она это делает, и прошлась перед ним.

— Понятно, — угрюмо кивнул он. — А как все-таки из этой ерунды мы с тобой слитки сделаем?

— Патрончики? Очень просто, — Кудрявцева махнула рукой. — Сейчас поедем к тебе, и я по дороге все объясню. Дома никого?

— Целых два дня. — Он приоткрыл форточку, закурил и задумчиво посмотрел на бутылку с маслянистой, почти прозрачной жидкостью. Черт знает что!

Но все его опасения оказались напрасными. Кудрявцева умело объяснила ему что к чему: вскоре, когда раствор забулькал, закипел, на одной из опущенных в него пластинок появились желтые крупицы золота. Одно только было плохо: от кипящего раствора исходил едкий, удушливый запах. Серегин открыл окна, запах был устойчивый, и Василий было испугался отравления, но в этот момент Елена Петровна сказала, что можно вынимать, и в его дрожащих руках возникла вся покрытая тонким слоем золотых крупинок пластинка. Остальное не представляло труда. Серегин счистил ножом золотой налет в кастрюлю с водой, высушил песок, а к вечеру, когда солнце село за дальним лесом, в руках у него было девять золотых патрончиков.

Выходит, что ничего не потеряно, обрадовался Серегин. Вот, Ленка, молодец баба! Девять слитков из половины раствора, который она принесла. Пусть это дольше, чем сразу из готового песка, но все равно — результат есть. Завтра ее не будет, значит, можно все сделать самому, а ей сказать, что слитков получилось в два раза меньше, потому что раствор нечаянно пролился. Только бы она побольше его притащила. Здесь уж я буду полный хозяин. Она говорит, что раствор бывает разный, в одном много золота, в другом мало. Я могу ей сказать, что раствор был плохой, и слитков вышло немного. Надо ее еще раз предупредить, чтобы была поосторожней. На заводе тоже небось не дураки сидят, не зря же и камеру поставили, и вахтера на этот участок придумали.

— Василий, — Елена Петровна вымыла посуду, протерла ее полотенцем. Она всегда так делала, чтобы никто не мог заподозрить, что Серегин был дома не один. — Ты мне можешь дать взаймы рублей пятьсот?

— Сколько? — Серегин поперхнулся дымом. — Пятьсот? А зачем?

— Понимаешь… — она замялась, отвела глаза в сторону. — Я хочу в Москву поехать, мне адрес платной поликлиники дали на работе. Я тебе соврала, что грибы ела. У меня правда что-то в последнее время желудок, побаливает. Я проконсультироваться хочу.

— Но у тебя же есть деньги, Лена.

— Откуда? Я вот купила дубленку, отдала Вере за платок, ну, еще джинсовую юбку, телевизор цветной и пару колечек. У меня ничего не осталось.

— Пятьсот в Москву много. Ты же не на такси поедешь, а на поезде.

— Почему много? Я еще по магазинам похожу, может, куплю что.

— Слушай, Лена, ты и так последнее время накупила себе всего. Разве нельзя чуть тормознуть, остановиться? Ну а что твои знакомые и подруги на работе скажут? И это у нее, и другое, и третье. А откуда?

— Я всем говорю, что ты мне подарки делаешь. А что в этом плохого?

— Извини, разве я миллионер? Мы с тобой по-честному делимся, ну, иногда я больше себе беру, но ведь ты только выносишь песок, а сейчас раствор. Вынесла, и все. На этом твоя миссия кончается. Ведь это я, а не ты, плавлю песок, я тружусь. Нет, не могу я тебе столько дать.

— Василий, да ты с ума сошел! — Кудрявцева растерянно захлопала короткими ресницами. — Это ж все мое золото, это ж я, а не ты, его приношу. В конце концов, если на то пошло, то все до последнего рубля деньги мои, а не твои. Ты — это просто так.

— Просто так? — закричал Серегин и поднялся. — Просто так? А твои слова, что я тебе самый дорогой, дороже всяких денег и золотого песка, они что — мне приснились, почудились, или я их придумал? Может, сейчас ты скажешь, что не любишь меня?

— Нет, Вася, что ты? — испуганно пролепетала Елена Петровна. — Что ты? Успокойся, я случайно оговорилась, я не подумала, просто не подумала. Я тебя, честное слово, люблю и даже еще больше. Ну, хочешь, я себе вообще брать ничего не буду? Хочешь, ты сам будешь слитки продавать?

— Это давно пора сделать, Лена, — Серегин едва не вскрикнул от радости, но сдержался, протянул руку и погладил Кудрявцеву по голове. — Я насчет этого тоже немало думал. Ты на работе имеешь дело с золотом, верней, с песком, а теперь с раствором. Поэтому тебе самой нельзя его продавать. Ты должна оставаться в стороне, чтобы никто ничего не смог заподозрить. А мне это делать проще. Ладно, не плачь, поезжай в свою Москву, консультируйся. Я дам тебе триста рублей взаймы. Договорились?

— Да, — всхлипнула Елена Петровна, прижимаясь к Серегину, — я согласна. Спасибо тебе, Василий.

Вернер Штольц ехал в Москву со смешанным чувством радости и недовольства. Радость была понятной: ему по-прежнему доверяют, верят в его силы, и он, разумеется, сделает все, чтобы на этот раз доказать, что обыкновенный успех есть не что иное, как продолжение неудачи. А недоволен он был потому, что Вилли Кларк не верил в успех его затеи — взять в оборот русского врача и заставить его собрать и передать нужную информацию об оборонном заводе, расположенном в городе, где три месяца Штольц, включенный в состав группы шеф-монтажников, безуспешно пытался наскрести хоть какие-то данные о предприятии, так заинтересовавшем отдел Ирвина Гроу. Оборудование, монтаж которого контролировала группа, ставили совсем на другом заводе, в другом конце города, и дни пребывания в России на этот раз были похожи, как мыши: завод — автобус — гостиница. На прямые контакты выходить было опасно: велик риск. А знакомство с Зайцевым — чистая случайность. Если бы не приехала Берта, если бы у Клауса не разболелся зуб, очевидно, ничего бы не было. Впрочем, результат первого знакомства с Зайцевым был не таким обнадеживающим: обыкновенный жулик, мошенник, которого интересуют доллары и порнография. Жаль, конечно, что встреча с ним состоялась буквально накануне отъезда. Единственная надежда была на то, что Зайцев приедет в Западную Германию, где его удастся завербовать по-настоящему. Впрочем, в его приезд удалось сделать не так много: разве что еще больше подружиться, больше узнать его и лишний раз убедиться, что врач в будущем сможет работать на фирму. В каком направлении? Разумеется, продавать золото. Это уже потом, когда у Штольца состоялся довольно неприятный разговор с Вилли Кларком, пришла вдруг спасительная идея: у врача многочисленная клиентура, наверняка многие из его пациентов связаны с этим заводом. Да, к сожалению, эта информация будет не из первых уст, но что делать? И тут полная реабилитация и надежда засветили Вернеру Штольцу после того, как Вилли Кларк сказал о Константине Белове. Именно в нем было спасение. Штольц даже предложил обойтись без Зайцева, как промежуточного звена, сразу выйти на Белова. Но Кларк резонно возразил: во-первых, Белова можно будет пригласить в Данию только на следующий год, во-вторых, торопит Ирвин Гроу, наконец, в-третьих, Белов может и отказаться, может донести в КГБ. И датский сотрудник будет засвечен. А так почти никакого риска, потому что Зайцев созрел для работы на фирму и уже достаточно подготовлен Штольцем же, и потому (ох, уж это кажущееся Кларку превосходное знание психологии загадочной русской души!) русские сами должны предавать и уничтожать друг друга. Ведь в случае провала сгорят они, врач и инженер, а мы останемся в стороне.