Душан Калич - Подвиг (Приложение к журналу Сельская молодежь), т.6, 1985 г.

— Знаю, — ответил Имре. «Я-то знаю, но откуда этому мерзавцу все известно? — мелькнула мысль. — По заключению врача, смерть старика наступила всего за час-полтора до нашего приезда. Значит, этот тип тоже побывал в сторожке? Когда и зачем? Или он имеет к случившемуся прямое отношение?»

— Получив заявление Додека, органы прокуратуры быстренько достанут из архива ваше старое дело, будьте покойны, — продолжал между тем голос в телефонной трубке.

«Понятно: это заявление и есть то самое второе письмо, о котором сказано в предсмертной записке Додека, — думал Имре. — «Письмо» — так, кажется, выразился бедняга». Имре лихорадочно соображал.

«Но как, каким образом Додек мог сделать такое заявление? Его принудили, это ясно. Но как? И каким путем попала эта бумага к человеку, который сейчас говорит со мной по телефону? Тьма вопросов, ни на один из которых я, Имре, не знаю ответа».

А «старый знакомый» на другом конце провода продолжал говорить свое:

— Те два свидетеля обвинения, которые внезапно исчезли тогда, в сорок шестом, живы и здоровы. Они готовы в любое время вновь выступить на суде. Полагаю, всех этих доказательств вашего преступления окажется более чем достаточно для приговора.

— Это меня не интересует.

Саас самодовольно хихикнул в трубку:

— Мне говорили, что вы не из пугливых. Но, думаю, вашей храбрости поубавится, если я сообщу вам еще кое-что: ваша дочь Нора, которая совершает сейчас свадебное путешествие...

Телефон щелкнул и умолк. Имре, потрясенный и бледный как полотно, смотрел на него в каком-то оцепенении и ждал. Аппарат зазвонил снова.

— Истекли шесть минут. Нас разъединил автомат... Так вот, сегодня семнадцатое июня. Молодая пара находится сейчас в Риме. Предупредить их вы не сможете, так как не знаете названия отеля, в котором они живут. Пока вы их будете разыскивать, ваша дочь и ее супруг окажутся уже в Мюнхене. Они прибудут туда двадцатого. А там мы располагаем всеми возможностями, чтобы сначала их скомпрометировать, а потом объяснить, почему они не могут вернуться на родину.

Имре почувствовал, будто у него остановилось сердце.

— Вы что, онемели? Ай-ай! — В голосе незнакомца послышались нотки торжества.

— Чего вы хотите? — скорее простонал, чем проговорил, Имре. — Денег?

— Пока только встретиться с вами. Лично и немедленно, сейчас же!

— Откуда вы говорите?

— Из автомата, он недалеко от вашего дома.

— Поднимитесь ко мне.

— Нет, вы сами спуститесь к нам. И сейчас же, без промедления. Выйдя из подъезда, вы пересечете сквер и пойдете по улице в направлении к мосту Ариада. Я догоню вас на автомобиле, остановлюсь, открою дверь, и вы сядете ко мне в машину!..

— Я иду! — почти крикнул Имре. — Только сменю сорочку и сейчас же спущусь.

— Ничего менять вы не будете! — Голос в трубке опять погрубел. — И звонить своему приятелю из контрразведки тоже. Даю вам ровно одну минуту. Если через минуту я не увижу вас выходящим из подъезда, вы никогда больше не увидите своей дочери, а письмо Додека я сегодня же опущу в почтовый ящик. Завтра утром оно будет на столе у прокурора. Вы поняли? Пускаю секундную стрелку. Так что поторапливайтесь.

Разговор оборвался. Саас не повесил трубку, чтобы не выключать линию и лишить Имре возможности набрать другой номер.

Выйдя из подъезда, Имре безотчетно оглянулся по сторонам, затем пересек сквер и, свернув к Дунаю, пошел в направлении моста Ариада.

За это время Саас и Миллс поменялись автомобилями: Саас влез в «Жигули», а Миллс, захватив с собой «дипломат», пересел в «фольксваген».

Дождавшись момента, когда Бела Имре сел в машину Сааса, Миллс быстро перешел сквер, вошел в подъезд дома номер четырнадцать, взбежал по лестнице на второй этаж и, проворно открыв отмычкой дверь квартиры директора, проник внутрь. Не зажигая света и пользуясь карманным фонариком, он вошел в кабинет. «Дипломат» Имре лежал на письменном столе. Миллс переложил находившиеся в нем бумаги в свой, точно такой же, и точно в таком же порядке, в каком они лежали.

Операция заняла совсем немного времени: несколько минут спустя Миллс уже вернулся к своему «фольксвагену». «Дипломат» Имре, теперь пустой, он положил на заднее сиденье.

Высоко в горах Хармашхатар, километрах в десяти от Будапешта, на краю укромной лесной полянки Саас остановился.

В двухстах метрах ниже, скрытый поворотом дороги-серпантина, припарковался и «остин» Форстера. Последний включил свой приемник еще там, в Буде, и без помех слышал все, о чем говорили в «Жигулях» Саас и Имре,

— Вы, господин Имре, конечно, твердый орешек, — продолжал Саас начатый по дороге разговор. — Но это не беда. Нам, признаться, не по вкусу людишки, которые боятся каждого куста. Но вам следует знать, что, кроме возможной компрометации молодоженов и заявления Додека, у нас припасено еще кое-что такое, что, несомненно, повлияет на ваше решение.

— Покажите мне заявление Додека, — прервал Имре разглагольствования незнакомца.

— Извольте. Это копия, разумеется. Мой фонарик тоже к вашим услугам, уже темнеет.

Имре в замешательстве похлопал себя по карманам.

— Очки. Я забыл их, кажется, дома.

— Ах, так. Тогда, с вашего позволения, я прочту вам текст вслух, — с оттенком пренебрежения ответил Саас. — Итак, слушайте: «В декабре одна тысяча девятьсот сорок четвертого года Бала Имре служил у немцев в чине лейтенанта войск СС. Он принимал участие в казнях арестованных, совершавшихся специальным подразделением карателей. Я своими глазами видел, как он расстреливал безоружных и беззащитных узников. В ночь на новый, сорок пятый год, тридцать первого декабря, он также принимал участие в расстрелах. Меня он действительно спас и дал мне возможность скрыться. Но это случилось уже на другой день, первого января. Ему нужен был свидетель, который отрицал бы его злодеяния. Позже, уступив мольбам жены Белы Имре, я дал заведомо ложные показания на заседании народного трибунала в его оправдание. Велик мой грех. Если можете, простите меня. Подпись — Иштван Додек».

Саас аккуратно сложил листок и протянул его директору.

— Вы можете взять эту бумагу себе. Но спрячьте хорошенько. Не в ваших интересах, если ее у вас найдут!

Имре наконец взорвался:

— Это же наглая клевета! Ложь от первого до последнего слова!

— Весьма возможно, — невозмутимо ответил Саас. — Но подпись Додека подлинная. В этом я могу вас уверить.

— Его принудили подписать!

— Даже если вы смогли бы это доказать, вам ничто не поможет.

Подозрение, гнездившееся где-то в душе Имре, окончательно превратилось в убежденность. Да, это он.

— Это вы убили Додека! Вы!

— Думайте, что говорите! Додек покончил жизнь самоубийством.