Борис Акунин - Шпионский роман

Она ойкнула, убежала в комнату, а Васька ничего, только язык на сторону свесил и слюну пустил — мол, что с меня идиота взять.

Это маленькое происшествие развлекло Егора на пару дней. Во время очередной прогулки он зашел в «Педкнигу», купил «Словарь иностранных слов» и брошюрку Уголовного Кодекса РСФСР.

Помнил, что есть какое-то такое особенное слово. Полистал, нашел:

«ИНЦЕСТ — кровосмесительная связь между близкими родственниками: родителями и детьми или братьями и сестрами. В СССР это уродливое явление, вызываемое деградацией семейных отношений в эксплуататорском обществе, полностью искоренено».

Обвел красным карандашом и подложил словарь Галине на кухонный стол. В тот день остался без щей, но потеря была небольшая.

Назавтра как бы случайно забыл в уборной УК. Брошюрка была открыта на статье «Насильственные действия полового характера», пункт «Принуждение к половому акту лица, признанного умственно неполноценным и находящегося в опеке».

— Дурак ты, Дорин, — сказала ему Валиулина и надулась всерьез — перестала разговаривать, только про служебное.

Так и жила коммуналка на Кузнецком Мосту до 16 мая.

А шестнадцатого всё закончилось.

В тот вечер Егор решил вместо прогулки сходить в кино. Почему бы немецкому шпиону не посмотреть «Валерия Чкалова»? Должен же он прикидываться нормальным советским человеком. Сеанс был в 20.40, так что на квартиру Егор вернулся около одиннадцати, думая: смог бы он, как Чкалов, пронестись на истребителе под мостом? Теперь, наверно, уже не рискнул бы — давно все-таки не летал. Часов десять-двенадцать налетать, тогда другое дело.

И вдруг стало ужасно жалко, что судьба разлучила его с небом. Это в фильме говорили таким языком, красиво.

Гонял бы себе на И-Шестнадцатом или «чайке» над облаками. Еще, говорят, новый штурмовик Ил-2 — мировой самолет. Не ломал бы себе голову над муторными вопросами: зря утопили троллейбус или не зря. И Надежда нос бы не воротила…

Только сунул ключ в скважину — дверь рывком распахнулась сама.

В коридоре теснилась вся группа и сам Октябрьский впридачу. Лица такие, что Егор вмиг понял без слов.

— Где тебя черти носили? — втащил его внутрь старший майор. — Ладно, башку я тебе потом откручу. Звонили. Дважды. Ровно в десять и в пол одиннадцатого. Мужчина. Вроде бы с акцентом. Галя сказала, ты обещался быть в одиннадцать.

На часах было без трех минут. У Егора сразу пересохло во рту.

— Первый раз звонили от Никитских ворот, из уличного автомата. Второй раз — из автомата возле «Художественного». От обоих мест до немецкого посольства меньше десяти минут пешком… Да не дрожи ты! — Октябрьский схватил Егора за плечи, тряхнул за плечи и прошептал на ухо. — Про троллейбус помни. Признайся: думал — зря?

Прямо на этих словах зазвонил телефон, поэтому закончил шеф скороговоркой:

— В тот район отправлено несколько групп захвата. Приказ — брать. Твоя задача — растянуть разговор, чтобы успели определить место и подъехать. Всё, Валиулина, давай! — махнул он Гале, напряженно застывшей над телефоном.

Та быстро схватила трубку, однако заговорила лениво, сонно:

— Але… Чтоб он провалился, твой Степан. Ночь на дворе! … Да пришел, пришел, куды он денется. Щас позову. Тьфу!

Октябрьский держал возле уха трубку спецтелефона. Глаза были устремлены на циферблат часов.

— …Сорок секунд. Больше нельзя. Давай!

— Кто это? — настороженно спросил Егор и шмыгнул носом.

Октябрьский кивнул: всё нормально, так держать.

— Карпенко, это вы? — спросил неуверенный голос, пожалуй, что и вправду с легким акцентом. — Я от Петра Семеновича. Почему так долго шли?

— Есть, засекли, — одними губами прошептал старший майор. — Тяни время!

— Я долго? — зло зашипел в трубку Дорин. — Сижу тут чуть не месяц! Ящик отобрали, сами исчезли! Не знал, что и думать. Гроши кончаются, соседи пристают — чего не работаешь…

— Спокойно, спокойно, — перебил его неизвестный.

Хотя неизвестный ли? Поразительная вещь: этот голос Егор вроде бы уже где-то слышал. Но где?

— Вы что, меня не узнаете? — спросил Вассер (наверняка это был он) и кашлянул. — Мы же с вами…

Не договорил — на том конце лязгнуло, и разговор прервался.

Егор растерянно оглянулся на шефа. Тот поднял ладонь в перчатке: тихо, не мешай.

В спецтелефоне что-то заурчало, и Октябрьский шлепнул рукой по стене, но не с досадой, а триумфально.

— Ко мне его, живо! — сказал он кому-то. — Не нашумели? Уверены? Ну, молодцы.

Широко улыбнулся Егору и остальным:

— Взяли! Отлично сработано. И вы, товарищи, тоже молодцы.

Два раза «молодцы» от шефа — это что-нибудь да значило.

Дорин едва успел вытереть рукавом испарину со лба, а Октябрьский уже тащил его на лестницу.

— Живо, за мной!

Пока шли в ГэЗэ (проходными дворами, с оглядкой), Егор успел рассказать о голосе — вроде бы знакомом, только не вспомнить, откуда.

Октябрьский бросил:

— Не мучайся. Через десять минут мы эту тайну пещеры Лейхтвейс разгадаем.

Разгадали.

Сначала в кабинет заглянул старший группы захвата (Егор видел этого сотрудника впервые). Гордо доложил:

— Шеф, прикажете заводить?

— Давай, Барыкин, предъявляй, — велел старший майор, садясь на край стола.

Дорин встал рядом, приготовился смотреть.

В дверь под руки ввели какого-то тощего, белобрысого. Голова его была опущена, так что Егор разглядел лишь хрящеватый нос и какую-то дулю, торчащую изо рта.

— Это я ему кляп резиновый засунул, чтоб не орал, — объяснил Барыкин. — Я, шеф, его как взял? Там в автомате верхнего стекла нету, так я его, голубу, прямо снаружи пальцами за горло — на парализующий захват. И сразу кляп в пасть. Чисто сработали, ей-богу!

В это время арестованный дернул подбородком — и Егор его узнал. Фон Лауниц это был, агент Эфир. Вот тебе и пещера Лейхтвейса!

На Октябрьского было страшно смотреть — так побелело и застыло его лицо.

А Барыкин перемены, произошедшей с начальником, не заметил:

— Вокруг никого не было, мы проверили. Этот, как очухался, особо не бултыхался, только мычал всю дорогу…

— Вынуть кляп! — приказал старший майор. — Ключ от наручников! И всё, Барыкин. Свободен.

— Шеф, да мы его толком еще не обшмонали! Вдруг оружие спрятано, яд? Или накинется.

— Свободен! — гаркнул Октябрьский — и Барыкин, отдав Егору ключ, поспешно ретировался в коридор.

— Можно воды? — осипшим голосом попросил Эфир, едва избавившись от кляпа. А когда осушил стакан, рассказал следующее.

Нынче вечером его внезапно вызвали к полковнику Кребсу, для выполнения срочного задания. Он должен позвонить радисту и, если узнает голос, передать инструкции. Предварительно протелефонировать господину Октябрьскому не решился — предполагал, что Кребс на всякий случай мог установить за ним слежку. Думал, сразу обо всем доложит после разговора с радистом и рапорта полковнику. Вдруг выяснятся какие-нибудь дополнительные сведения. А инструкцию он должен был передать такую…