ИОСИФ ФРЕЙЛИХМАН - Щупальца спрута

Как бы там ни было, а какая — то тень отчужденности, возникшая в отношении Ольги к матери, очень огорчала Веру Андреевну. Но чувство это растворялось в радости: обе ее дочери — рядом.

После бурных, потрясших все ее существо переживаний, для Веры Андреевны наступили дни душевного равновесия и покоя. То, что ее ребенок обрел, наконец, родительский кров, любящую семью, наполняло Веру Андреевну живительной силой, делало ее моложе, украшало жизнь. Казалось, только теперь она познала на стоящее, полное счастье. Прислушиваясь к малейшему движению дочери за стеной, она несколько раз в ночь порывалась сойти с постели, чтобы взглянуть на свою девочку, убедиться, что это счастье — не сон.

Утром она посмеивалась над ночной тревогой, но в следующую ночь снова едва сдерживала себя, чтобы не пойти к Лидии.

Любовь к дочери переполняла душу Веры Андреевны. Однако чутким сердцем мать улавливала, что, невзирая на бурно выказываемую нежность, Лидия не совсем искренна с ней.

В долгие годы душевных страданий Вера Андреевна не раз со страхом думала о том, как бы она встретила дочь, если б вдруг отыскала ее. Боль утраты никогда не покидала сердца матери. Но о том, как встретит ее дочь, будет ли любить, сохранилось ли в ее душе дочернее чувство, об этом Вера Андреевна как — то не думала. Ей и в голову не приходило, что Лидия может не любить ее; ну а эти нотки неискренности? Откуда они? Впрочем, Вера Андреевна тут же упрекала себя в чрезмерной мнительности, излишней придирчивости. Откуда, в самом деле, могла Лидия сразу найти в себе дочернюю непринужденность…

Было за полночь, когда Вера Андреевна разделась, выключила приемник и легла в постель. Однако сон не приходил. Глядя в темноту, она продолжала думать во (о том же и не сразу услышала, как щелкнул замок в дверях комнаты Лидии. Вдруг она уловила какой — то шорох и замерла, прислушиваясь. Но тишину нарушил только посвист ветра за окнами. Видно, ей показалось. Повернувшись на бок, Вера Андреевна смежила усталые глаза. Но закравшаяся в душу тревога заставила ее сойти с постели. Она накинула на плечи платок, открыла дверь в коридор и подошла к комнате Лидии. Вопреки обыкновению, дверь оказалась запертой. Ключа в скважине не было. Тихонько, чтобы не разбудить Ольгу и Владимира, Вера Андреевна окликнула Лидию. Ответа не последовало.

Молчание это не на шутку встревожило мать. Уж не случилось ли что? Вспомнив о заставленной гардеробом двери, ведущей из ее комнаты к Лидии, Вера Андреевна вошла к себе и попыталась отодвинуть шкаф. Он был слишком тяжелым. Тогда она принялась лихорадочно выбрасывать вещи на кровать.

Наконец шкаф опустел. С трудом удалось его отодвинуть. Ключ торчал в дверях. Заботливый Владимир, опасаясь, что он может потеряться, оставил его в скважине.

Повернув ключ, Вера Андреевна открыла дверь. С сильно бьющимся сердцем переступила порог, споткнулась о стул, включила свет и, окинув тревожным взглядом комнату, замерла: постель Лидии была пуста.

Внезапная слабость заставила ее опуститься на стул. Что произошло? Ведь два часа назад Лидия легла в постель. Со Степанковским она беседовала по телефону незадолго до этого. Куда же она могла пойти? Вера Андреевна, ничего не понимая, вновь оглядела комнату. Около опрокинутого стула валялась шитая бисером сумочка Лидии. Преодолевая слабость, Вера Андреевна машинально нагнулась и подняла ее. На полу осталась брошь. Вера Андреевна подняла брошь и хотела положить в сумочку, но ее внимание привлек недлинный эластичный шнурочек с наконечником, вмонтированный в брошь с тыльной стороны. Нетрудно было догадаться, что брошь предназначена не столько для украшения, сколько для… Для чего собственно? — холодея подумала мать Как в бреду положила она на место сумочку, выключила свет и, шатаясь, вышла. Закрыв дверь на ключ, с усилием подвинула шкаф на место и подошла к столу. Глаза неотрывно смотрели на брошь, точно искали разгадку всему этому. Мысли одна страшней другой проносились в голове. Вера Андреевна устало провела рукой по лицу, как бы снимая невидимую паутину. Нет, ни о каком свидании речи быть не могло. Она же слышала, как Лидия прощалась со Степанковским, пожелала ему спокойной ночи. Куда же она могла пойти? Зачем? И эта брошь… Что — то в нее вмонтировано, слишком она тяжелая… Для чего же она служит? Каким образом эта вещь попала к дочери? Неужели Лидия обманула ее, скрыла свою настоящую жизнь? А что она вообще знает о дочери?

Ошеломленная свалившимся на нее горем, Вера Андреевна задумалась над тем, что ее дочь воспитывалась у неведомых ей людей, что она, в сущности не знает ее увлечении, интересов. Она даже не знает толком ее прошлого. Нет, все равно не может быть, чтобы родная день таилась от матери! Тут просто какое — то недоразумение. Надо немедленно поговорить с Лидией. Она сделает все, чтобы помочь своему ребенку выпутаться из беды, если беда действительно случилась. В этом ей помогут Володя, Валентин…

При мысли о Владимире и Валентине Веру Андреевну вдруг обдало холодным потом: номерной завод… секретные работы… Страшная догадка о том, что Лидия подослана к Матвееву и Степанковскому, сразила ее.

Вера Андреевна не помнила, сколько длилось это состояние оцепенения — одно мгновение или час. Из груди измученной женщины вырвался стон:

— Что же делать? Объясниться с дочерью? А вправе ли она брать на себя ответственность, размеров которой она не представляет? Разве это только ее личное дело? И потом, где гарантия, что Лидия раскроет перед ней душу? А если этим разговором она совершит непоправимую ошибку?

Эти думы разрывали ей сердце. Дрожа в нервном ознобе, Вера Андреевна ходила из угла в угол. Она решила дождаться дочери. За окнами тоскливо выла метель, под сильным ветром и крепчавшим морозом жалобно скрипели деревья.

Город тонул в сонной тишине, когда на перекрестке улиц, неподалеку от квартиры Матвеевых, появился высокий, спортивного вида человек. В руке он держал чемодан. На нем было пальто из ворсистого сукна с широким поясом из того же материала, а на голове, несмотря на крепкий мороз, — велюровая шляпа. Поставив чемодан у ног, он подал знак единственной бывшей на стоянке машине.

— Подождем здесь немного, — тихо сказал он шоферу, садясь в машину. Пассажир откинулся на спинку сиденья и замолчал.

Спустя четверть часа из переулка Грибоедова вышла женщина. Поеживаясь от холода и отворачивая лицо от сильного ветра, она быстро подошла к машине, открыла заднюю дверцу и села, не проронив ни слова.

— Наконец — то! Я рисковал опоздать на поезд.

— Успеете. Раньше нельзя было, — ответила женщина.

— На вокзал, — буркнул пассажир, и машина рванулась с места.