Николай Далекий - Ромашка.

— Кто вам приказал явиться?

— Мне передал ваше приказание подполковник Вернер, — ответил стоявший навытяжку летчик.

Хенниг оглянулся на начальника гестапо и побледнел.

— Штрубе?! Штрубе!! — тотчас же дико закричал он в трубку. — Слышите?! Задержать санитарную машину. Подымите истребители, пусть посадят, собьют. Слышите?!

Дежурный не отвечал. В эту минуту обер–лейтенант Штрубе, даже если бы он был вблизи телефонного аппарата и слышал голос командира полка, не мог бы вымолвить ни одного слова. На его глазах творилось что–то фантастическое. В небо все еще взлетали красные ракеты, запрещавшие взлет, и, несмотря на это, маленький двухместный санитарный самолет, чуть ли не давя сигнальщиков, разбежался по взлетной дорожке, поднялся в воздух и погасил бортовые огни…

Санитарный самолет подготавливался к вылету на прифронтовой участок, чтобы забрать тяжелораненого гитлеровского генерала. Пилоту оставалось только пополнить запас горючего, но он не успел этого сделать, так как, услышав переданный ему подполковником Вернером приказ командира полка, сразу же побежал в штаб.

То, что на самолете имелся ограниченный запас горючего, наводило на мысль, что захвативший машину Вернер полетит к линии фронта по прямой. Зная скорость полета, можно было с точностью до нескольких минут установить, когда и в каком месте будет пролетать машина с красными крестами на крыльях. Это облегчало розыски и перехват.

Истребители, подымавшиеся по тревоге с нескольких аэродромов, долго на различных высотах шныряли в ночном небе, но возвращались ни с чем. Самолет–беглец исчез.

…Вернер знал, где его будут искать, и сразу же за Полянском круто повернул на северо–запад. Лишь через час машина взяла курс на восток.

Людвиг рассчитал точно: горючего хватило, чтобы пересечь линию фронта. Когда он выключил мотор, светящаяся стрелка показателя уровня горючего в баке приближалась к нулю.

При посадке самолет зацепил кусты правым крылом, но все обошлось благополучно, если не считать царапины на щеке у Оксаны. Как ни странно, эта царапина почему–то сильно беспокоила девушку: она боялась, что на щеке останется шрам.

На рассвете Людвига и Оксану «взяли в плен» девушки, ночевавшие на полевом стане и услышавшие звук кружившегося над лугом самолета. Они приняли Оксану за немецкую шпионку.

Через полчаса прибывшие на машине к полевому стану лейтенант и два солдата увезли «пленников» в штаб дивизии.

Советский майор — молодой, со стриженой под нолевку светлой головой перечитал свои, сделанные во время допроса, заметки и, благожелательно взглянув на сидевшего у стола немецкого летчика, что–то сказал переводчику.

— Майор говорит, что беседа с вами закончена. Майор благодарит вас, подполковник Вернер, за откровенные признания и ценную информацию.

— Как вы намерены поступить со мной? — спросил Людвиг равнодушно. — Какова моя дальнейшая судьба?

Переводчик обменялся с майором несколькими фразами, весело усмехнулся и уже холодно обратился к Людвигу:

— Сейчас вы пообедаете… Затем вас отправят в лагерь для военнопленных. Придется пожить у нас до конца войны. Кончится война — вместе с другими пленными поедете к себе на родину. Вас это устраивает?

Людвиг рассеянно кивнул головой. Он мял в руках пилотку и поглядывал на дверь.

— Скажите, эта девушка зайдет сюда? — спросил он, заметив, что майор поднялся.

— А зачем она вам? — перевел ответ майора переводчик. — Она все рассказала и отрекомендовала вас с самой лучшей стороны.

— Я хотел бы ее увидеть, поговорить. Попрощаться… — Людвиг смутился. — Если это возможно, очень прошу.

Майор выслушал переводчика и снял телефонную трубку. Вернер поднялся со стула и напряженно следил за выражением лица и интонациями голоса майора, говорившего по телефону. Майору ответили, что «гостья» ушла к машине и, очевидно, уже уехала.

— Постарайтесь задержать! — крикнул майор. — Пусть она зайдет ко мне на минуту.

— Она уехала?

— Сейчас выяснится… Вы можете присесть, подполковник.

Переводчик подвел Вернера к маленькому столику, положил перед ним пачку папирос, пододвинул блюдце, служившее пепельницей. Людвиг закурил, чтобы скрыть свое волнение. Только сейчас с неожиданно острой душевной болью он понял, какая глубокая пропасть разделяет его и ту девушку, которую так долго он называл Анной. Она могла уехать или даже уже уехала, не попрощавшись с ним. Значит, он не мог оставить даже маленького следа в ее мужественном, но холодном, эгоистичном сердце. Она просто забыла о его существовании. Конечно, они — люди из двух разных, враждебных миров, он понимает это. Но разве несколько часов назад их судьбы не были сплетены, слиты в одну общую судьбу? Разве не шли они, тесно обнявшись, по лезвию опасности, балансируя между жизнью и смертью? Неужели для нее все это ничего не значит и подполковник Вернер уже отодвинулся для Анны куда–то далеко–далеко? Уехала… Нет, он не сможет забыть ее, и он должен еще раз увидеть ее. Хотя бы для того, чтобы убедиться, что эта удивительная Анна существовала–в его жизни, а не была выдумана им.

Но Оксана не забыла о Вернере.

В коридоре послышались легкие быстрые шаги, дверь раскрылась, и в комнату вошла возбужденная, сияющая Анна. Людвиг поднялся со скамьи и жадно, точно не веря своим глазам, смотрел на девушку. Его поразила происшедшая с ней перемена. Анна была в линялой голубенькой косынке, в ситцевом платье с короткими рукавами и в стоптанных парусиновых тапочках, еле державшихся на ее босых ногах. Этот новый, простенький наряд совершенно изменил облик Анны, сделал ее заурядной, неприметной, неузнаваемой. В то же мгновенье Людвиг понял, что метаморфоза, происшедшая с девушкой, вызвана, пожалуй, не столь ее нарядом, как тем новым выражением, какое появилось у нее на лице. Лицо Анны, слегка обезображенное длинной, густо смазанной йодом, царапиной, сияло довольством и радостью, как у человека, вернувшегося, наконец, в свой родной дом после долгого и очень опасного путешествия.

Бросив быстрый, веселый взгляд на майора и сказав ему несколько слов, Анна подошла к Людвигу. Лицо ее стало строгим, печальным. Теперь она казалась Людвигу низенькой и тоненькой, как подросток. Кто поверил бы, увидев ее в этом простеньком платье, всему тому, что мог рассказать о ней подполковник Вернер? А ведь по сути он знал о ней так мало…

— Я сейчас уезжаю, Людвиг, и зашла попрощаться с вами, — сухо и деловито произнесла Оксана. — У вас все в порядке?

— Да, — сказал летчик.

Он смотрел на Оксану с ожиданием и надеждой, точно она должна была сказать ему что–то очень–очень важное. Оксана подняла глаза.