Николай Далекий - Ромашка.

— Как видите, Людвиг, я выполнила свое обещание. — Ироническая улыбка тронула губы девушки, она протянула летчику руку. — Вы будете жить, ухаживать за садом, выращивать красивые цветы, дарить их влюбленным… Ведь это ваша мечта?

Не столько слова Анны, сколько иронически–пренебрежительный тон, каким они были произнесены, больно задели мужское самолюбие Людвига. Черт возьми! Разве дело лишь в его жизни, разве он, поставив все на карту, не спас жизнь этой русской девушке?!

— Анна, мы с тобой в расчете. Теперь ты тоже будешь жить.

У Оксаны дрогнули ресницы. Она о чем–то подумала, грустно улыбнулась своей мысли и попыталась высвободить руку, но Людвиг крепко сжимал ее пальцы.

— Может быть, мы еще встретимся, Анна? — сказал он с надеждой.

Девушка бросила быстрый, чуть насмешливый взгляд на летчика. На какое–то мгновение перед Людвигом появилась знакомая, прежняя Анна, но тут же ее красивые светло–карие глаза стали печальными, чужими, даже враждебными.

— Не знаю… Многих из тех, с кем бы я хотела встретиться, уже нет. А в загробный мир я не верю.

— Я говорю не о загробном мире… — сказал Людвиг.

— Не знаю, не знаю, — покачала головой девушка. — Вы — отвоевались, а я… Давайте не будем заглядывать вперед. Все может быть. Прощайте, Людвиг… Станислав. Желаю нам счастья!

Она засмеялась, энергично и сердечно пожала его руку и, улыбнувшись в сторону переводчика и майора, весело кивнув им головой, быстро вышла из комнаты.

Через минуту Людвиг услышал, как во дворе заработал автомобильный мотор. Вернер выглянул в окно и увидел мелькнувшую в воротах автомашину, крашеную в защитный цвет. Рядом с шофером сидела девушка в голубеньком платочке.

Анна уехала, он больше никогда не увидит ее, это ясно. И вдруг он понял то, о чем ему следовало бы догадаться значительно раньше: жизнь дарована только ему, что касается Анны, то для нее наступила лишь короткая передышка. Ее война не окончена. Пройдет неделя, две, месяц — Анна снова окажется среди своих врагов и, прикрываясь чужим именем, рискуя жизнью, будет бесстрашно продолжать борьбу. Вот почему она так беспокоилась, не останется ли шрам от царапины на щеке. Дело не в красоте, которую так оберегают женщины, — у разведчика не должно быть особых, бросающихся в глаза примет…

…Короткая верткая машина неслась по полевой дороге. Оксана придерживала рукой платочек и жадно, счастливо смотрела на поля. Бывалый фронтовой шофер, догадывавшийся, что он везет в штаб фронта особенного пассажира, отмеченного, словно секретный пакет, печатями строгой военной тайны, и знавший, что ему не полагается задавать какие–либо вопросы, не без изумления поглядывал на сидевшую рядом девушку, глупо, как–то по–детски, как казалось ему, улыбавшуюся каждому встречному кустику. «Неужели вот такая, тихая, безобидная девчонка может обдурить гитлеровцев? — задавал он себе вопрос и, не найдя ответа, вздыхал: — Всякое бывает. Ох, и темное это дело — агентурная разведка».

А Оксана продолжала улыбаться, точно шла она одна по тропинке, проложенной среди цветов. Она не думала в этот момент ни о своем прошлом, ни о своем будущем, а лишь наслаждалась возможностью быть самой собой. Ей нужно отдохнуть, набраться сил, впереди — борьба, снова узкая дорожка между жизнью и смертью…

Где, в каком новом облике появишься среди врагов, каким новым чужим именем назовешься ты, милая, бесстрашная Оксана, Ласточка, Ромашка?!.