Рудольф Лускач - Белая сорока

Одни после рюмки вина веселятся, другие — философствуют, словом, каждый поступает в соответствии со своим характером… Размышляя об этом, я пристально всматривался в своего гостя. Тем временем он продолжал развивать свою теорию:

— Разумеется, это только первое приближение к результату. Его нужно уточнить либо интегральным расчетом, либо найти отклонение от основных функций, из которых он и возникает. Ведь все так просто, не правда ли?

«Мелет какой-то вздор», — с тоской подумал я, едва внимая его нудным словам.

— Если же отбросить технический способ выражения, то мой вывод основывается на следующих фактах…

«Слава богу, наконец-то переходит к сути дела», — облегченно подумал я.

— Как-то вечером в конце прошлого месяца я возвращался с Хельми на автомашине из Петергофа. Всю дорогу барахлил карбюратор и в Ленинграде, как раз перед вокзалом, сдал окончательно. После нескольких попыток мне удалось снова завести мотор, но он работал неравномерно, и машина поскакала, как козел.

Лишь в последнюю минуту удалось затормозить, иначе бы я наехал на двух спешащих мужчин, очевидно, охотников: за плечами у них были ружья в желтые кожаных чехлах. Один вел лайку. Что я говорю — вел… Не вел — тянул ее за собою. Охотники мне пригрозили, и тут одного я узнал — именно того, который тащил пса. И кто же, вы думаете, это был? Доктор Хельмиг! Я хотел выйти из машины, извиниться, но они очень торопились, очевидно, к поезду. За ними плелся третий — какой-то «дедуля». Он подгонял лайку, она никак не хотела идти с Хельмигом… Этого доктора химии я знаю мало, но о том, чтобы он ходил на охоту, никогда не слышал. Мне показалось немного странным, что он так обращается с собакой, но Хельми успокоила: нет ничего удивительного; каждый поступит так, если упрямый песик не захочет слушаться. Второго охотника я не узнал, потому что все происходило быстро.

Должен сказать, об этой случайной встрече я скоро позабыл, но вы, коллега, своим рассказом о найденной лайке, сами того не ведая, напомнили. Теперь у меня нет ни малейшего сомнения в том, что именно этого пса тащил за собой на ремне Хельмиг. Конечно, ничего доказать я не могу… Сейчас вас, наверно, не удивит, что я на него нападал, когда мы вели дебаты по поводу вашего случая. Скажите-ка, что вы теперь думаете о Хельмиге, который твердит, что он правоверный немецкий охотник?

Признаюсь, я был в растерянности. То, что услышал, само по себе еще не о многом говорило, но где-то в закоулках мозга все назойливее стучал молоточек, и я все более склонялся к тому, чтобы принять подозрение Шервица. В памяти вынырнуло воспоминание о событиях последней охоты. Но если Карл Карлович прав, то почему Хельмиг промолчал, когда речь зашла о его лайке? Или все-таки не его?

— У вас нет оснований столь серьезно полагаться на свои впечатления, — сказал я. — Ведь вы того пса и видели-то мельком, к тому же довольно-таки давно.

— Неужели вы думаете, что я упустил возможность тщательно рассмотреть вашу лайку сразу же, как пришел, и не заметил поразительного сходства? — ответил мой собеседник, испытующе глядя мне в глаза. — О чем вы задумались?

— Размышляю, коллега, о том, почему бы Хельмигу не признаться, если он, действительно, потерял именно этого пса?

— Удивляться нечему, — сказал инженер. — С какой стати ему признаваться в том, чего ни один сознательный охотник никогда не допустит? Это уронило бы его и в собственных и в чужих глазах, особенно если учесть, что он хорошо понял, о чем я вел речь. — Шервиц нахмурился и добавил: — Сегодня он бросит на произвол судьбы собаку, а завтра — своего брата. Как-то я анализировал характер людей, которые наплевательски относятся к обществу, и пришел к выводу, что большинство из них тиранят собак, кошек, варварски бьют лошадей, ни за что ни про что стреляют мелких птиц. Если с такой точки зрения посмотреть на нашего уважаемого химика, то что следует о нем подумать?

Мне показалось, что дедуктивный метод размышлений Шервица ведет к преувеличениям: он никак не может забыть, что когда-то был председателем общества защиты животных в своем Аугсбурге. Потому и в каждом, кто плохо относится к зверью, видит человека, падающего по наклонной плоскости.

Карл Карлович был весьма наблюдателен. Он по одному моему виду догадался, что я с ним не согласен и, улыбнувшись, заметил:

— Очень может быть, что вы считаете меня сентиментальным филантропом, но даже в этом случае мне не хотелось бы выглядеть болтуном. Свои взгляды я никому не навязываю…

Все, что я от него услышал, и во мне, понятно, вызвало подозрение. Тем не менее я весело сказал:

— В оценке человека по его отношению к животным явно что-то есть, хотя вы немного и преувеличиваете…

Наш разговор прервал телефонный звонок. Я взял трубку и, к моему удивлению, услышал — на этот раз его мгновенно узнал — голос Хельмига. Извинившись, что побеспокоил, Хельмиг спросил, не мог ли бы он на нынешней неделе со мной поехать куда-нибудь поохотиться? «Как мы с вами тогда договорились», — добавил он, хотя именно тогда я оставил его просьбу без ответа.

Я ответил, что нас обычно ездит много, и поэтому мне необходимо посоветоваться с друзьями.

— Мы на волка, а волк на гумно, — возбужденно сказал я, положив трубку.

— Знаете что, — отозвался Шервиц, когда узнал, о чем я говорил с Хельмигом. — Возьмите-ка его на охоту. Поезжайте опять туда же, приведите его на место, где пес попал в капкан, и посмотрите, как этот «охотник» будет себя там вести.

— Неплохая мысль, — оживился я.

— Временами и у меня бывают озарения, — засмеялся Шервиц. — Когда собираетесь отправиться?

— В субботу. Но вот беда: там нас никто не ждет, наоборот, возможно, лесничий Богданов сам приедет в Ленинград.

— Телеграмма! Пошлите ее тотчас же, по телефону. В таких случаях нельзя долго думать — начнете все тщательно взвешивать да разбирать по косточкам и угробите идею, которая возникла, как лава из вулкана, и потому должна быть осуществлена прежде, чем остынет. И знаете что, дружище? Поеду-ка и я с вами. Если вы, конечно, не возражаете…

— Но ведь вы не охотник?

— Вам-то что?

— Если вы, по меньшей мере, будете соблюдать правила, обязательные для охотников…

— Идет! — заявил мой собеседник и взмахнул рукою так, что едва не уронил со стола бокал с вином. — Только имейте в виду: я буду не один.

— Что? Еще охотник?

— Не угадали. Речь идет о даме — о Хельми!

— Гм… — проворчал я, — этого еще не хватало! Разумеется, я не против женщин, но зимой на охоте это так утомительно и…

По правде-то говоря, я не выношу женщин на охоте. Не умеют стрелять, шумят, путаются под ногами… Шервиц, словно угадав мои мысли, сказал с легкой усмешкой: