Норман Мейлер - Призрак Проститутки

И тут меня осенило. Конечно же, Джимми Хоффа организовал хладнокровное, заранее рассчитанное уничтожение Мэрилин Монро. Никто на всем белом свете не ненавидит так Бобби Кеннеди, как Джимми Хоффа. Поскольку у Мэрилин было по крайней мере пять врачей, которые выписывали ей пилюли — и я всех их могу назвать, — да наверняка было еще двадцать врачей, мне неизвестных, Хоффа вполне мог подобраться к одному из них и с помощью какого-то компромата убедить его отправить Мэрилин на тот свет. У Хоффы есть команда частных детективов, способных дать ему нужную информацию.

Voila! [214] Вот оно! ( фр .) Выбранный Хоффой врач посетил Мэрилин и сделал ей роковой укол. Поскольку все знали, что она человек неуравновешенный, публика, безусловно, поверит, что она совершила самоубийство. Первые заголовки в газетах прокричат об этом. Однако сорок восемь часов спустя, видя, что факты не сходятся, журналисты начнут намекать на злой умысел. К концу недели факты будут явно указывать на то, что ей был сделан укол, иными словами: что ее умертвили».

«Ты не предполагаешь, что братья Кеннеди могли попасть в газетные заголовки?»

«Нет. Но не забудь, что две-три тысячи человек в Вашингтоне, Лос-Анджелесе и Нью-Йорке уже знали о существовании слуха, что Джек и Бобби — оба крутили с Мэрилин. Можешь себе представить, сколько шептались после ее смерти? Могу держать пари: Хоффа прикинул, что половина нашего населения будет считать, что ее не только убили, но кое-кто попытался придать этому вид самоубийства. Хоффе наверняка удалось бы пустить шепоток, указывающий на Кеннеди. А тогда поди попробуй выиграть выборы при такой ползучей заразе».

«Почему же в таком случае, — спросил я, — все думают, что это самоубийство?»

«Потому что Хоффа просчитался. Он предвидел все возможности, кроме одной. Сев в свое кресло, Джек начал очаровывать начальников полиции всех крупных городов, где он бывал. Он дает им понять, что, как только пройдут выборы шестьдесят четвертого года, Эдгара Гувера подтолкнут к отставке. И главный полицейский крупного города начинает думать, что он может стать очередным начальником ФБР. Я полагаю, в тот момент, когда начальник полиции Лос-Анджелеса увидел, что все указывает на убийство Мэрилин, уж он постарался объявить это самоубийством. Он не позволит полоскать имя Кеннеди. Что? Потерять все шансы сесть в кресло Будды? Хоффа, несомненно, недооценил братьев Кеннеди».

Киттредж, это был необыкновенный обед. Прежде чем мы с ним покончили, в зал вошла пара — оба невероятно высокие, невероятно стройные, предельно стильные англичане. Дама несла белого карликового пуделя и, поздоровавшись с метрдотелем, передала ему собачку.

«Будьте душенькой, позаботьтесь о Буффане, хорошо, Ромен?» — произнесла она с тем неподражаемым английским акцентом, который невозможно приобрести, даже выйдя замуж за англичанина.

И Ромен, дотоле высокомерный старший официант, поставил зверюгу на священный ковер «Тур дʼаржан» и засюсюкал с ним на французский манер: «О, Буффи, как поживаем, чудесный ты песик?» Затем выпрямился, подозвал официанта, чтобы тот понаблюдал за существом (по всей вероятности, в течение ближайших двух часов), а сам проводил виконта и виконтессу, или кто там они есть, к столику у окна, смотрящего на Сену.

«Хотел бы ты похлопать ее по заду?» — шепнул мне Галифакс.

Никаких «проскоков с эрекцией» в данный момент у него явно не было.

Я написал это длиннющее письмо, радуясь возможности пообщаться с вами. Через несколько минут Галифакс, чей номер находится в нескольких шагах от меня, постучит мне в дверь, и мы отправимся встречаться с нашим человеком. Хотелось бы мне рассказать вам больше. Когда-нибудь и расскажу.

Я чувствую себя отмеченным Богом. Я так вас люблю. Это чувство поднимает меня над ужасом, тягой к приключениям и неожиданностям.

Преданно ваш

Кубела в рыжем спортивном пиджаке и коричневых брюках вошел в «Бистро де ла мэри» в сопровождении мужчины в синем пиджаке яхтсмена, серых фланелевых брюках и очках в роговой оправе — ЛАЙМА, он кивнул нам и вышел. Если не считать трех работяг, стоявших у стойки при входе, весь зал — темные стены, темный пол, круглые столики и равнодушный официант — был в нашем распоряжении.

Кубела направился к нам походкой тяжеловеса, выходящего на ринг. В своих описаниях отец подчеркивал, что он высокий, а он был очень плотный, с густыми, пышными, пессимистично опущенными усами. Его можно было бы назвать интересным мужчиной, если бы лицо не опухло от пьянства.

— Мистер Скотт, — сказал Кубела, обращаясь к отцу.

Тот быстро откликнулся:

— Здравствуйте, генерал. Это мистер Эдгар. — Я поклонился. Кубела сел с неспешной грацией. Он решил, что выпьет рюмку «Арманьяка». Мы молчали, пока официант не принес заказанное, Кубела глотнул и сказал с сильным испанским акцентом: «Il nʼy a rien de mieux? [215] А лучше нет ничего? ( фр .) » — на что официант заметил, что в этом кафе они держат только такой сорт «Арманьяка». Кубела раздраженно кивнул и жестом отослал его.

— Вы привезли письмо? — спросил он. Кэл кивнул. — Я хотел бы на него взглянуть, мистер Скотт. — По-английски он говорил лучше, чем по-французски.

Письмо было кратким, но мы вложили в него немало труда. Один из экспертов в УПЫРЕ воспроизвел почерк министра юстиции на бланке с его печатью.

20 ноября 1963 года

Настоящим заверяю носителя сего, что в качестве признания его успешных усилий в осуществлении значительных и необратимых перемен в нынешнем правительстве Кубы данная инстанция, как и все связанные с нею институты, будут полностью поддерживать его высокие политические цели…

Кубела прочел бумагу, достал карманный английский словарик, проверил по нему значение нескольких слов и нахмурился.

— Это письмо не отвечает тому, о чем мы договорились во время нашей последней встречи, мистер Скотт.

— Я бы сказал, что здесь полностью учтены все ваши просьбы, сеньор генерал. Посмотрите хотя бы на «необратимые перемены».

— Да, — сказал Кубела, — это покрывает половину нашей договоренности, но где сказано, что старший брат подписавшего это письмо благорасположен ко мне?

Кэл взял у него письмо и прочел вслух:

— «Данная инстанция, как и все связанные с нею институты, будут…» Я полагаю, вы сочтете это достаточно ясным указанием на единоутробного…

— Единоутробного? Единоутробного?

— El hermano [216] Брат ( исп. ). , — подсказал я.

— Это очень абстрактно выражено. Собственно, вы просите, чтобы я принял ваше обещание на веру.

— Как и мы принимаем ваши обещания, — сказал Кэл.