Эдвард Айронс - Задание — Карачи

Мальчик-китайчонок играл возле статуи.

— Привет, дадо, — сказал мальчик по-английски, с любопытством разглядывая Руди.

— Тебя зовут Лим? — осторожно спросил Руди.

— Да. Добро пожаловать. Рад тебя видеть.

— Отведи меня к отцу.

— Пошли.

«Мальчонка довольно нахальный, — подумал Руди, — но смотри-ка, неплохо говорит по-английски».

Он пошел за Лимом через маленькие темные комнатки, — пахнущие чаем, пряностями и чем-то еще. Руди знал, что вошел с черного хода в китайский ресторан — таких в городе полным-полно. В них можно купить все что угодно: от гайки до любого оружия, от парфюмерии до гашиша. Ко Ли, отец Лима, в европейском костюме, с белой бородой, выглядел очень элегантно. Он встал из-за стола и церемонно произнес:

— Ваше посещение нашего скромного заведения — огромная честь для нас. — Потом, понизив голос, спросил: — Хотите его увидеть?

— Да, хочу, очень хочу. Он жив?

— Еще как жив, старый дьявол! Уж слишком упрямый. Мы давно заставили бы его заговорить, но у него шалит сердце, два раза был врач. Боимся, как бы не помер. К нему надо найти другой подход. Мы берегли его специально для вас.

— У меня мало времени, но я думаю, что заставлю его заговорить.

— Лим, — обратился китаец к сыну, — ты знаешь дорогу, проводи господина.

Лим кивнул отцу и взял фонарь. Руди направился вслед за мальчиком. Они подошли к какому-то дому во дворе, спустились по ступенькам вниз и оказались в подвале среди тюков и ящиков — очевидно, в подвале находился склад. Выйдя оттуда, они попали в длинный туннель с кирпичными стенами, который заканчивался узкой, почти пустой комнатой. За ней находилась еще одна комната, а за ней маленький коридор. Руди начал проявлять беспокойство — от этих китайцев можно было ожидать всего чего угодно. Лим шел первым, и его фонарик слабо освещал путь. Наконец они подошли к запертой деревянной двери. Лим открыл ее и вошел в комнату, которую правильнее было бы назвать камерой.

— Включить свет, мистер? — спросил мальчик.

— Если можно.

Лим усмехнулся и сказал:

— Рад, что вас увидел — ведь я так много слышал о вас. Что, предстоит большое дело?

— Ты слишком много болтаешь.

— Я почти американец. Я прожил в Америке пять лет, у кузена в Сан-Франциско. Мне там очень понравилось.

Руди вошел в камеру вслед за мальчиком, но в темноте ничего не увидел. Выключатель оказался сломанным, а фонарик освещал лишь небольшую часть помещения. Камера была каменная, без окон, с холодным грязным полом. Руди показалось, что рядом кто-то часто и тяжело дышит. Лим направил луч света в угол камеры, и Руди увидел живой скелет, который слабо шевелился и пытался заслониться рукой от света. Руди взял у Лима фонарь и отвел свет в сторону.

— Дядя! — воскликнул он по-немецки, изображая удивление, хоть он и на самом деле не ожидал увидеть его в таком состоянии. — Это я, дядя.

— Не может быть…

— Да, дядя, это я. Я с трудом нашел вас. Мне удалось напасть на ваш след после того, как Алиса опубликовала о вас сообщение в газете. Я сделал все, чтобы найти вас как можно быстрее.

Измученный человек старался забиться в угол, чтобы спрятаться от слишком яркою света. В камере стояла страшная вонь — здесь явно не было никакой вентиляции. Зажав пальцами нос, Руди неподвижно стоял у двери, не желая без особой необходимости наступать на грязный пол.

«Он совсем плох», — думал Руди, гладя на когда-то белый дядин костюм, на котором были отчетливо видны темные пятна крови. Руди помнил дядю статным веселым человеком с темной шевелюрой, несмотря на его пятьдесят лет. Теперь же его волосы были совершенно белые, а лицо — худое, изможденное, почти не знакомое.

Бергман протянул к Руди трясущуюся руку.

— Ты пришел, чтобы вытащить меня из этого гадючника? Это действительно ты, Руди? Голос твой.

— Да, это я.

— Ты не обманываешь меня? Это не шутка?

— Нет, дядя, это правда.

— Но почему Ко Ли пустил тебя сюда? Он твой друг? — старик неплохо соображал. — Ты работаешь на него?

— Нет, дядя. Помогли мои связи.

Старик зашелся хриплым кашлем:

— Связи, влияние… У твоего дяди Франса тоже были большие связи. Ты помнишь, чем он занимался? И как он умер?

— Я пришел сюда не для того, чтобы предаваться воспоминаниям.

— Он был идеалистом.

— Боролся с фашистским режимом?

— Да, он помогал коммунистам. Но он впал в крайность, — Бергман издал какой-то непонятный звук, напоминающий смех. — А ты, Руди, поможешь мне?

— Конечно, дядя, я все для вас сделаю.

— Спаси меня, мой мальчик. Я долго не протяну.

Руди наклонился к Бергману, уже не обращая внимания на грязь:

— Дядя, я всегда восхищался вами и дядей Франсом. Надеюсь, что мне удастся вытащить вас отсюда. Но Ко Ли хочет сначала узнать, где карта.

Бергман что-то недовольно пробормотал, но Руди продолжал:

— Он знает, что вы показывали американцам образцы руды и хочет получить карту. Только ради этого он и держит вас здесь уже целый месяц. Вы не отдали ее американцам?

— Нет.

— Ее не было с вами, когда Ко Ли вас похитил?

— Нет.

— Но где же она тогда?

Бергман никак не реагировал на вопрос Руди. Он неподвижно лежал в углу, и только глаза говорили о том, что это еще не труп.

— Мне задавали этот вопрос тысячу раз, Руди.

— Но мне вы скажете?

— Да.

— Вы, наверное, спрятали ее в какое-то необычное место?

— Да нет. Все очень просто… Сейчас самое лучшее для меня было бы умереть. Я думаю, ждать осталось недолго.

— Нет, дядя, я отвезу вас в больницу.

— Если я скажу тебе, где карта?

— Почему вы обо мне так думаете? Поверьте мне! В юности я действительно был легкомысленным, но теперь стал совсем другим, — Руди достал бумажник и вытащил из него газетную вырезку. — Вы можете читать? Здесь напечатано о моей помолвке с мисс Сарой Стакдиш.

— Я слышал об этом.

— И о ее корпорации?

— Да.

— Она здесь, в Равалпинди. Мы организуем экспедицию на С-5. Пакистанское правительство дает сопровождение. Они надеются, что мы найдем месторождение.

— А китайцы?

— Вот если вы нам поможете, мы будем там первыми. Если же не скажете, где карта, я ничего не смогу сделать. Вас опять будут пытать.

Бергман закрыл глаза, и было непонятно, потерял он сознание или просто задумался. Руди положил руку на худое запястье — пульс еле прощупывался. Снаружи в камеру не проникало ни единого звука.

— Ты женишься на Саре? — неожиданно спросил Бергман.

— Да, дядя, уже все решено.

— Она очень богата?

— Она очень предприимчива. И я действительно люблю ее.

Старик вздохнул.

— Где карта, дядя? Что вы с ней сделали?

Бергман открыл глаза:

— Ты договорился с Ко Ли? Он отпустит меня, если я скажу?

— Я обещаю.

— Хорошо, я скажу, где она, когда меня отправят в американский госпиталь.