Иван Цацулин - Опасные тропы

— Ты вроде бы с лица сдал после приезда из Москвы, — пошутил Соколов.

— Сдашь, брат! По-новому все дело ставим, по-новому жить начинаем. Раньше на неполадки будто в перевернутый бинокль смотрели — далеко они и маленькие, а как велели нам партия и правительство в бинокль как положено взглянуть, мы и ахнули — завод образцовый, а с технологией не все в порядке… Представляешь мое положение?

— Смутно представляю.

— То-то и оно! Тебе простительно, ты ведь у нас кандидат исторических наук и к технике не привержен, а с меня рабочие ой как спрашивают, и спрашивают, не когда прекратила свое существование Византийская империя, а почему, например, у нас слабо еще внедряются в производство ценные рационализаторские предложения, почему мы «новыми» марками называем сорта стали, которые плавим не один год уже.

Немного помолчали.

— Что же ты им отвечаешь?

Брянцев сердито поднял брови:

— Я ведь не оратор тут, а директор. Отвечать-то не словами надо, а делом. С меня не красноречие спрашивают. Так-то, товарищ ученый, — закончил он шутливо.

— Письмо сегодня получил, из Москвы переслали, от Шелеста, — сказал Соколов.

— Что пишет?

— Приветы… Вспоминает, конечно, о любимых его Курилах, о Камчатке… На КПП у него куча забот-хлопот. Старая пословица «Солдат спит, служба идет» ныне не годится. В наше время та служба, когда солдат не спит, а бодрствует…

— А у тебя как? — осторожно осведомился Брянцев.

— И успехи есть, и неудачи. Михеева посоветовал освободить.

— Правильно, зачем же парня мучить, коль он невиновен, — согласился Василий Фомич.

— Кроме того, надо спутать врагу карты, заставить его сделать неверный шаг. А враг — опытный, хитрый и жалости не знает. Чтобы опередить меня, он не остановился перед уничтожением своего же агента — «Аиста».

— Ты думаешь, что техник Глухов и есть «Аист»? И что его убили, да еще и свои же?

— Да. Раньше я это предполагал, поскольку скоропостижная смерть при некоторых обстоятельствах всегда вызывает подозрение… Сегодня я уже не предполагаю, а знаю — Глухова убили. Больше того, я приблизительно знаю, как именно его убили и кто его убил.

— Мне можно присутствовать? — спросила Аня. Она успела привести в порядок заплаканное лицо.

— Да, Аня, — разрешил Соколов. — Условимся, товарищи: о том, что я вам говорю, — никому ни слова.

— Может, ты расскажешь поподробнее? — нахмурился Брянцев.

— Подробностей пока мало, — начал полковник. — Вечером кто-то вызвал Глухова на улицу и о чем-то беседовал с ним. А через несколько минут Глухов скоропостижно скончался от разрыва сердца…

— Бывает и так, — недоверчиво заметил Василий Фомич.

Соколов спокойно продолжал:

— По моей просьбе врач-эксперт произвел тщательный осмотр трупа и обнаружил почти незаметный укол шприцем, после чего уже без особого труда нам удалось установить, какой именно был введен яд и его свойства… Оказалось, после введения в организм этого яда человек погибает именно через десять минут и именно от разрыва сердца, так что сомнений быть не может. Вывод экспертизы: на пальце убийцы было кольцо, снабженное специальным микроскопическим шприцем — на вооружении иностранных разведок и это имеется.

— Рукопожатие? — ужаснулась Аня.

— Значит, Глухова таки убили… — казалось, Брянцеву было трудно в это поверить… — Но почему?

— Это нетрудно объяснить: потому, что резидент иностранной разведки, обосновавшийся у тебя на заводе, каким-то образом узнал о том, что шпион Дергач с пленкой схвачен на контрольно-пропускном пункте, и правильно заключил, что рано или поздно мы узнаем, от кого он получил секретные сведения, и тогда арест Глухова неминуем. А Глухов мог бы выдать других, немало рассказать нам. И вот — резидент убрал своего же агента. Но меня очень интересует не столько этот факт, сколько другое: почему убийство произошло после твоего, Василий Фомич, приезда из Москвы.

— Ты думаешь, тут есть какая-то связь? — нервничая, спросил Брянцев.

— Безусловно, но какая — пока не знаю. Впрочем, скоро и это нам станет ясно. Возможно, сегодня же. Как только схватим врага, кое-что прояснится.

— Интересно, когда же и где мы его схватим?

— В твоем кабинете, на заводе.

— Что-о? — Брянцев застыл на месте. — Кто он, что он будет делать в моем кабинете?

— В свое время все это ты увидишь и узнаешь. Впрочем, могу тебе сказать: не зная о том, что справка о последних, итоговых опытах инженера Шаврова хранится в спецчасти, враги думают, что она спокойно лежит в твоем сейфе, в кабинете, и дожидается их.

Брянцев побледнел.

— Но она действительно там.

— Как так? — с яростью спросил Соколов.

— Сегодня я перечитывал ее, хотел поработать над ней вечерком и не сдал в спецчасть. Я сунул ее в сейф, под бумаги.

— Нельзя терять ни минуты! — Соколов бросился к выходу. В это мгновение зазвонил телефон.

— Ельшин… — с облегчением произнес Брянцев, — он задержал кого-то.

В тот вечер Дуся допоздна была на работе. Она сидела за своим столиком. Дверь в кабинет директора завода была широко открыта, и через нее туда из ярко освещенной приемной вливались потоки электрического света. Дуся, настороженно прислушиваясь, в сотый раз перебирала бумаги. Потом встала, переступила порог кабинета, тихо окликнула:

— Тарас Ильич, вы что-то долго копаетесь.

До нее донесся хриплый голос Гришина:

— Сейчас открою. Вот и готово! — в углу кабинета вспыхнул свет электрического фонарика. Хрипло, с тревогой, Гришин приказал девушке: — Дусенька, иди в приемную, посиди там, да следи за коридором, не нагрянул бы кто.

Поспешно, судорожными движениями Гришин принялся вынимать из сейфа бумаги и в беспорядке швырять их на стол.

— Ладно, — согласилась Дуся, — послежу, чтобы вам не помешали. Только вы кладите все как было, чтобы Василий Фомич не заметил.

Гришин лихорадочно рылся в документах.

— Хорошо. Иди.

Дуся ушла на свое место.

— Ага, вот она… — Гришин отложил в сторону один из документов и сгреб в охапку разбросанные по столу бумаги.

Неожиданно в приемную вошел Ельшин. Спросил с удивлением:

— Вы еще работаете, Дуся, почему так поздно?

— Задание. Задержалась, — Дуся заметно растерялась.

Гришин перестал шелестеть бумагами, подумал: «Зачем он явился? Боится, один не справлюсь? А я уже…»

— Василий Фомич здесь? — спросил Ельшин.

— Нет, он дома, — ответила Дуся.

— Как дома? А кто же там? — Ельшин одним прыжком очутился у порога кабинета.

— Никого там нет, — уцепилась за него Дуся, пытаясь закрыть дверь. Но это ей не удалось, Ельшин оттолкнул ее и вбежал в кабинет.

— Я вам все объясню… — говорила девушка в смятении.

Ельшин включил свет.