Иван Цацулин - Опасные тропы

— Таиться не надо — легче будет, — посоветовал приезжий. — Давайте, выкладывайте, чем могу помогу, — шутливо потрепал хозяина по плечу.

Что-то в его голосе, очевидно приказной тон, которым заговорил Христофоров, заставило Аракеляна насторожиться.

— Тайн особых у меня нет, товарищ полковник, — сказал он уклончиво.

Христофоров, казалось, внезапно потерял к нему всякий интерес, зевнул даже, буркнул невзначай:

— И все-таки что-то же мешает вам жить спокойно…

Аракелян неожиданно подался к нему всем телом, дрожа от непонятной злобы, заговорил:

— Жизнь моя покалечена, оттого и плохо мне. Вам, полковник, как советской власти говорю… Разве виноват я… Сам все забыть хочу…

Христофоров внимательно присматривался к собеседнику. Рассмеялся:

— Да вы, Симон, кажется, хватили лишку…

— Прошлое душит меня, полковник, половину жизни там прожил… в Канаде. Несколько лет назад сюда приехал. Одни порядки, другие…

— А если отбросить философию и туман, к старому потянуло? Так? Это бывает, и даже часто. Есть из-за чего мучиться! Тем более — все равно без толку…

— В чужих странах разным приходилось заниматься…

— Торговлишкой, спекуляциями? Что ж огорчаться — там иначе нельзя.

— Вот, вот, вы-то понимаете… И с голоду умирал, и из кабаков сутками не выходил. Бежал от такой жизни сюда, думал, кончено со старым, а иногда так мутит — места себе не нахожу. Стыдно! Перед самим собой стыдно, а вы — «откройся»! Что я могу сказать колхозникам? Не поймут они моего нутра; гнилой человек, скажут.

— С пережитками капитализма в самом себе боретесь? — гость пожал плечами, произнес загадочно: — Пословицу армянскую забыли: «Не спускайся в яму по чужой веревке»?

— Да, да, по чужой веревке… — Аракеляна угнетало свое: — Тысячи людей вернулись на родину, иные всю жизнь прожили за границей, и ничего, а я… Порой кажется — не доверяют мне колхозники наши…

— Это вам просто кажется — доверие вы трудом завоевали, Симон. Но я могу помочь вам, дать дельный совет.

— Какой совет?

— Набраться мужества и сбросить с себя шелуху. Тогда не надо будет бояться даже Майи.

— Жену-то я не боюсь, я для нее все, она за мной на край света пойдет, — похвастал Аракелян. — Дело не в боязни, уважение ее не хочу потерять.

— Понимаю. Но я утверждаю, Симон, если вы не найдете в себе мужества, ваше раздвоенное состояние не доведет вас до добра. Вы сами это знаете.

— Что же я должен делать?

— Немного. Первым делом пойти куда следует и честно рассказать все о себе, о своем прошлом.

Аракелян снова остановил возбужденно горящие глаза на спокойном лице гостя, сказал с усмешкой:

— В моем прошлом не было ничего достойного внимания советских властей, джан.

— Ай-яй, Симон, — укоризненно покачал головой приезжий, — мы же условились разговаривать по-честному…

— Я что-то вас не пойму, полковник…

— Перестаньте вилять, товарищ Аракелян, — иронически сказал Христофоров, — отлично понимаете. Но если хотите, я подскажу, о чем вам следовало бы заявить советским органам безопасности… Так, мол, и так — перед репатриацией жил я вовсе не в Канаде, а в городе Нью-Йорке и занимался там, конечно, не сельским хозяйством, а…

Аракеляна точно пружиной подбросило, он зловеще наклонился над столом, уперся в него руками.

— Ложь! Клевета! — яростно прошипел, брызгая слюной. — Как вы смеете, я к вам всей душой, а вы…

Приезжий спокойно смотрел на бесновавшегося хозяина. Ни смущения, ни страха не отразилось на его лице.

— Чего ты шумишь, джан? — произнес он. — Перестань прыгать и перемени тон. Садись! И не вздумай грозить мне — это невежливо, я же гость в твоем доме, ну и к тому же я вооружен.

Не спуская с него глаз, Аракелян опустился на стул. Хмель с него слетел.

— Вы стали слишком нервным, джан, — насмешливо продолжал Христофоров. — Вы, конечно, понимаете, откуда я? Так вот, гражданин Аракелян, вы дали нам неверные сведения о себе с самого начала. Беситься теперь нечего, сами виноваты. Неужели вы думали, что мы о вас ничего не узнаем?

— Что же страшного вы обо мне узнали? — Аракелян определенно взял себя в руки.

— Представьте себе, немало. Нам, например, известно, что родились вы не за границей, а в Советском Союзе… Дальше, — известно, что, проживая в Нью-Йорке, вы работали в синдикате преступников и имели кличку «Черный голубь».

— Что?.. Ложь! — Аракелян бросился на Христофорова и схватил его за горло. Тот с трудом оторвал его от себя, тогда Аракелян прыгнул к стене, у которой стояла детская кроватка.

Христофоров хрипло сказал:

— Сядьте вы, черт вас побери! Пока будете искать оружие, я успею всадить в вас целую обойму. — Резко приказал: — Садитесь, и без фокусов, живо!

Аракелян, озираясь, неуверенно сел на стул.

— Кто-то хочет погубить меня, но из этого ничего не выйдет, — злобно произнес он. — Меня оклеветали, полковник.

— Перестаньте играть хоть со мной-то, — сухо сказал инспектор. — Смешно, ей-богу… Возьмите себя в руки и не шумите зря, мне необходимо поговорить с вами.

— Я не хочу слушать ваших выдумок! — с гневом произнес Аракелян.

— У вас прекрасная выдержка. Ну, еще немного, и я кончу, я все-таки хочу помочь вам.

— Перестаньте издеваться надо мной, или я не посмотрю на ваше оружие, — пригрозил хозяин.

— В США вы попали из Западной Германии, — будто не слыша его, продолжал Христофоров. — Мы знаем и о том, как вы очутились в Германии: в тридцать девятом поселились у границы с Польшей, вам же снились доллары и марки. Вы искали хода туда, ну а когда началась война… Впрочем, не буду останавливаться на ваших похождениях в годы, когда весь наш народ боролся с гитлеровским нашествием… В сорок пятом вы очутились в лагере перемещенных, выдали себя за попавшего в плен советского офицера… Там, в лагере, с вами произошла презабавная история, Симон: вы встретили угнанную гитлеровцами из Советского Союза армянку Розу и женились на ней. Потом она надоела вам и вы убежали за океан, бросив ее с ребенком, вашим ребенком, Симон, в ужасных условиях. Кстати, были вы тогда не Симон Аракелян, а Гурген Гаспарян. Не так ли?

— Вы дьявол! — растерянно прошептал хозяин. — Но я честно тружусь на земле моих предков.

— Люди, уважения которых вы добились обманом, не знакомы с вашей настоящей биографией, они понятия не имеют, что вы даже не Аракелян, а профессиональный убийца Гаспарян из синдиката… Так-то, колхозный труженик! — Христофоров явно издевался. — И не вздумайте снова бросаться на меня… Зная ваше умение отправлять людей на тот свет, я не выдержу, буду стрелять без предупреждения. А на выстрелы соберется народ. Нам с вами это ни к чему, Гаспарян.

Гаспарян в отчаянии махнул рукой, сказал безразличным тоном: