Андрей Горняк - Битая ставка

— Вижу, хорошо вооружены, да только не учли одно небольшое обстоятельство — цель недооценили, по которой стрелять собирались.

— Ничего, вот придут наши...

— Ваши — это немцы? Ценю, господин подъесаул, вашу откровенность. Вы облегчаете мне работу. Действительно, фашисты ваши, а вы их слуга. Своим ответом вы освободили меня от труда убеждать вас в том, что между вами и фашистами, которые сейчас грабят нашу землю, убивают наших людей,— разницы нет. Но вы забываете, господин Тальнов, что из России ни один враг подобру-поздорову не уходил.

— Почему Тальнов? Какой Тальнов? Я — Вальков. Вальков Павел Борисович. Вы меня с кем-то путаете!

— Да, вы Тальнов Афанасий Савельевич, вы же Вальков Павел Борисович. Вон сколько имен! А уж если быть откровенным до конца, то вы ни тот и ни другой, а шпион немецко-фашистской военной разведки по кличке Посол, бывший подъесаул Донского корпуса генерала Богаевского Степанишин Сидор Панкратович. Так, наверное, точнее будет, да?

«Интендант» никак не ожидал, что о нем с такой достоверностью знают всю его подноготную. Он чувствовал, как наливается краской его лицо, шея, как выступает пот на лбу. Что же это — конец? Стало быть, им известны и арест за подготовку и участие в восстании, и побег, и дела на Урале, и работа на немцев? Откуда?

В это время в комнату вошли майор Юдин и «Иван Иванович» в форме командира Красной Армии, мастерски сыгравший роль 3юйда-113. Увидев вошедших, Степанишин чуть приподнялся, видимо, хотел что-то сказать, но лишь махнул рукой, сел и отвернулся к стене. По лицу его продолжал обильно струиться пот. Он попросил воды.

«Отгулялся атаман,— думал он,— вот так 3юйд-113, помощник от Вильке! Старею, видно».

Он заговорил:

— Все понятно. Что от меня требуется, гражданин следователь?

— От вас, гражданин Степанишин, требуется уточнить связи и явки, о которых вы говорили вот этому человеку,— он указал на «Ивана Ивановича»,— содержание задания, что вы успели уже выполнить на нашей территории?! Назовите сообщников, план действий, средства связи с абвером. Вот пока все, но только откровенно. Вы сами видите, что другого пути у вас нет. Прошу в ответах быть конкретным.

— Пишите...

До поздней ночи он рассказывал, подтверждал сказанное фактами, а также раскрывал и то, что, по его мнению, могло смягчить его вину. Конечно, говорил он далеко не все.

— Почему вы, гражданин Степанишин, не рассказываете о том, как осенью прошлого года бежали из Красной Армии через линию фронта, убив при этом своего командира взвода лейтенанта Галина? Или этого не было?

Степанишин кивнул:— Было и это...

— Назовите того, с кем вы работали на немецкую разведку еще до войны, на Урале.

— Я уж не помню, это было давно...

— Не может быть. Вы не помните того, кто вас привлек к сотрудничеству с вражеской разведкой? Как же так? Я напомню: вы работали у него в складе.

Степанишин заерзал на стуле.

— Что, нервишки сдают?

— Да, годы, шестой десяток идет...

— Тем более вы должны понять ситуацию, в которой оказались. Так как его фамилия, кто он?— повторил свой вопрос Васин.

— Кажется, Скворцов.

— Не кажется, а точно — Скворцов, Скворцов Андрей Иннокентьевич,— подтвердил Васин,— бывший тогда заведующим складом оборудования одной большой стройки на Урале. Так?

— Да, так, гражданин следователь.

— Он вам и документы на имя Тальнова вручил?

— Да.

— А Вальковым Павлом Борисовичем вы стали по велению господина Вильке?

Тальнов отрицательно покачал головой:

— Какого Вильке? Я никакого Вильке не знаю.

И так по каждому новому факту приходилось буквально вытягивать из него ответы. Он не признавался до тех пор, пока не оказывался прижатым фактами.

— Как же не знаете? Гауптмана Генриха Вильке, который давал вам задание и послал к нам? А здесь вы наведывались в станицу Кущевскую, где известный вам мастер Витвицкий передавал гауптману ваши сообщения. Может быть, показать копии этих сообщений?

Васин никак не мог смириться с мыслью, что нет в живых самого «Витвицкого»— нескладного, долговязого Саши Румянцева — одного из самых верных его помощников. Погиб Румянцев от пули, выпущенной из немецкого автомата одним из таких вот подонков...

— Ну что, вспомнили своего немца?— спросил Васин, с трудом сдерживая в себе ярость к этому фашистскому холую.

— А, немца? Вспомнил. Действительно, он давал мне задание и посылал меня на вашу сторону. Это Генрих Вильке.

— А кто же те двое, что вас готовили и забросили к нам?

— Не знаю я их, они мне не представлялись, один из них русский, кажется...

— Бросьте дурака валять, Степанишин. «Кажется...» Говорите точно. У вас прекрасная память.

— Одного немцы называли Остером. А его фамилия Шубин, Шубин Федор Поликарпович. Он русский. Второй — татарин, фамилия Ятаров.

— А скажите, гражданин Степанишин, чем бы вы могли подтвердить, что именно Скворцов привлек вас к сотрудничеству с немецкой разведкой в те годы, а не кто-либо другой?

— Скворцов. Если бы он был здесь, я бы ему это в глаза сказал, чего уж тут...

— Товарищ Коробов, распорядитесь.

Степанишин насторожился, уставился на дверь.

В комнату ввели Селина. Переступив порог, он сел у дверей на табуретку и отдал конвоиру костыли. Поудобнее пристроил запеленатую в гипс ногу. Встретившись глазами со Степанишиным, не подал вида, что узнал его.

— Вы поняли вопрос, гражданин Тальнов? Так вас, кажется, окрестили до войны. Назовите, кто этот гражданин?

— Скворцов Андрей Иннокентьевич. Мы с ним встречались на Урале. Он меня снабдил документами на имя Тальнова и предложил работать на немецкую разведку. Я ему написал об этом клятву. Он мне дал для работы пароль...

— Что-то о фарфоре? — подсказал Васин.

— Да, о фарфоре.

— Врешь, сука! Сам продался и других топишь!— Селин-Скворцов тяжело задышал, казалось, готовый броситься на Тальнова.

— Спокойно! Вы забываетесь, гражданин Селин!— властно остановил его Вагин.— Отвечать только на мои вопросы и с моего разрешения! А вопрос к вам такой: кто же вы, Скворцов или Селин?

— Я Селин...

— Врешь!— выкрикнул Степанишин.

— Прекратите, Степанишин!

— Вам известно, гражданин майор, откуда я прилетел. Сами встречали. Я — Селин, а не Скворцов, и все, что говорит этот арестант, не подтверждаю. Я никогда на Урале не был и его, этого балаболину, не знаю и никогда не видел.

— Вы говорите неправду, Селин-Скворцов. Кстати, вы еще и Падалкиным звались... Подведите его к окну. А Степанишина можно увести.

Тальнов с опаской обошел своего бывшего шефа и в сопровождении красноармейца вышел за дверь. Второй конвоир подал Селину костыли, подвел его к зарешеченному окну, выходящему на внутренний двор. Игнат был готов ко всяким неожиданностям, но этого предположить никак не мог: во дворе не то на верстаке, не то на скамейке сидел его старый знакомый Ян Штемпелевский. Тот самый поляк, что переправлял его в тридцатых годах через границу в «Уральский вояж».