Леонид Могилев - Век Зверева

У убитого патрулем Лихенталя портсигара, естественно, никакого не было. Патруль его и забрал. Ищу этот самый патруль, и представьте себе — он мертв. И находится наконец портсигар.

Я осматривал его со всеми предосторожностями, ожидая, что вот-вот вылетят оттуда отравленные иголки. Папиросы как папиросы. Здесь уже подключилась лаборатория на Большой земле, а я с нетерпением ждал результата. Как и результата вскрытия Селезнева с товарищами. Их тоже отправили в тыл на самолете. А тем временем нашелся и стаканчик из портсигара. Лежал он в битом кирпиче недалеко от того места, где упокоились отведавшие папирос из этого портсигара патрульные. И вот стаканчик этот самый и оказался с секретом. Чего не пьешь, коллега?

Никаких игл оттуда не выскакивало. Исторгалась оттуда аэрозоль. Примерно такая, что из нынешних баллончиков. Да и сами эти баллончики придумали наци. Это — особый разговор. Ну яд так яд. Я приключений не искал, работал осторожно, патрончик этот отправил с другим самолетом в спецпакете. А потом мне и самому пришлось вылететь, и не куда-нибудь, а в Москву.

В баллончике этом оказалось боевое отравляющее вещество. И не простое. По всем признакам, люди наши гибли от отравления ядом бледной поганки. Никаких грибов никто не употреблял тогда в принципе, потому что был, во-первых, январь, во-вторых, немцы их принципиально не солят и не маринуют, разве только шампиньоны, несмотря на то что и время голодное. Но от бледной поганки нужно подыхать сутки. Пока яд войдет в организм на уровне неизгоняемом. А тут — практически мгновенные смерти. И далее помог случай. Баллончик-патрончик этот вскрывали два специалиста. Оба были в респираторах, но один респиратор снял, потому что закашлялся. В этот самый момент аэрозоль, ее остатки попали ему в верхние дыхательные пути. И все. Мгновенный летальный исход.

Никто тогда ничего не понял. Много позже, когда эти отчеты попали в один закрытый институт с невинным названием, в структуре как бы Министерства сельского хозяйства, ими заинтересовались. В это время такая наука, как генетика, уже вышла из опалы. Да. Это было то самое оружие. Боевое отравляющее вещество, на основе проникновения в гены. Концентрация, достаточная для мгновенной смерти. Потом отыскались у германца и другие типы отравы. Яд гадюки и прочие.

Германия, та, которой нет, которая проехала, дала такой прорыв в науке, в технологиях, какой никому тогда и не снился. Вся космонавтика на их разработках пошла, огромные достижения в медицине, в нейрохирургии, в фармакологии. Благо, бесплатного человеческого материала — с избытком.

— А дальше?

— А дальше, коллега, произошло то, что никто не понял природы этого оружия. Но для диверсий это было идеальное средство. В небольших масштабах. И тут в мозгах штабных аналитиков возникает безумная мысль. А не могут ли германцы с отчаяния применить его в другом варианте и в массовых масштабах?

— И что?

— А вот что. Лихенталь этот был идентифицирован позже как выпускник разведцентра под Раушеном, Ензен Карл. И действительно, после взятия Раушена ограниченное количество этих изделий было взято. Выяснено, что появились они у немецких разведчиков совсем недавно, использовались ограниченно, производились где-то в самой Германии. Но вот на территории Восточной Пруссии существует склад, небольшой, но достаточный для поражения большого количества противника, то есть нас. И я этот склад нашел.

— Это и было — «изделие»?

— Совершенно справедливо. Это и было — изделие.

— И теперь — главное. Где этот склад и что с ним?

— Искал я его, используя оперативные документы, попавшие к нам, причем оказалось, что при наступлении нашем он был разбит на три части, разделен и переводился поэтапно в различные места временного хранения. Одна часть ушла на дно вместе с транспортом, это совершенно точно, вторая сгорела в пятом форте. Там я едва не закончил свое участие в операции, по причине естественной убыли личного состава. Там действительно были «баллончики» помощней. Принципиально остановить наступление на форт они не могли, но навредить с их помощью было очень даже можно. Ситуация усугублялась тем, что само существование этих баллончиков стало уже государственной тайной и объявлять соответствующий приказ по пятьдесят четвертому корпусу было нельзя. Знал узкий круг лиц о примерном предназначении этого оружия, и имелись описания подробные. Мне-то нужно было добыть новые образцы, и потому шел я едва не в первых рядах, понятно, с толковым сопровождением. Вначале дела шли хорошо. Первые две линии траншей генерал Ксенофонтов прошел с ходу, а потом отряд капитана, кажется Токмакова, достиг самого форта и окружил его. Шарлоттенбург. А пятый форт — это вам не лобио кушать. Пришлось оставить его в тылу. Подошел со второй линии девятьсот шестой полк, саперы подошли, самоходки новейшие. И в момент моего нахождения возле генералов Баграмяна и Белобородова произошло накрытие КП. Во дворе стояли «джипы», совершенно открыто, и один из них, прикрепленный ко мне. Генералы получили контузии, а у меня осколок сбил пилотку с головы. Еще миллиметра три, и не говорили бы мы сейчас. А два офицера — погибли. Василевский, когда вернулся, орал на всех, не стесняясь.

К концу дня Шарлоттенбург был взят, и опять можно было заняться фортом.

По форту било двухсотвосьмидесятимиллиметровое орудие прямой наводкой и не смогло существенно помочь. Стены там те еще. Наконец через водяной ров перебрались саперы и килограммов триста взрывчатки заложили под стены. В пролом пошли десантники. Здесь, как и в некоторых других местах, использовали напалм. В результате остаток гарнизона загнали в подвалы и врукопашную добили. Человек сто все же сдалось. Утром восьмого апреля форт был наш.

Баллончики, вернее, то, что от них осталось, нашлись в самом кромешном подземелье, под завалами. Остававшиеся при них «материально ответственные лица» заняли «неподъемную» позицию, и их просто там наши сожгли. Напалмом родимым и сожгли. Баллончики, корпуса их, не выдерживали высокой температуры. Они рвались и плавились, а вирусы эти самые исчезали в пламени. То, что осталось — корпуса, стеклышки оплавленные и прочее, а по размерам это было раза в два больше того, что у нас уже находилось, — я упаковал и отправил в Москву. Самолетом.

Оставалась третья часть изделий. А они уже были где-то в Кенигсберге. И найти их там было потруднее, чем в ближайшем округе. А найти их просили в целости и сохранности. Иначе я мог и под военно-полевой суд пойти. Такова проза жизни.

— Однако не пошли?

— Не пошел. И Звезду получил.

— Значит, нет там больше баллончиков?

— Почему же нет. Там они и находятся.