Джесси Келлерман - Чтиво

Пол остановил запись.

— Полагаю, вы знаете, что произойдет, — сказал он.

— Где она? — спросил потрясенный Пфефферкорн.

В ответ Пол закрыл файл и кликнул другой. На мониторе всплыло новое окно. Пошла запись, с которой была сделана фотография, показанная Блубладом. Карлотта сидит возле той же обшарпанной бетонной стены. К голове ее приставлен тот же пистолет. Она держит газету. В голосе слышен страх, но она собой владеет. Называет дату. Говорит, что все в порядке, обращение сносное. Она захвачена «Революционным движением имени 26 мая». Ее вернут живой и невредимой, после того как американское правительство передаст верстак. Она говорила еще что-то, чего Пфефферкорн не понял совершенно. Но вот от одной ее фразы дыбом встали волосы:

— Верстак должен передать американский писатель Артур Пфефферкорн. Один. Если курьером будет кто-то другой или доставка не состоится, меня…

Картинка замерла. Пол закрыл окно.

— Насчет этого не беспокойтесь, — сказал он.

Если прежде Пфефферкорн был потрясен, то сейчас напрочь потрясен. Казалось, его мотает в галтовочном барабане под управлением пьяного эпилептика на ходулях, который вдобавок прыгал на батуте, растянутом в разломе Сан-Андреас. Пфефферкорн уставился в погасший экран и будто все еще видел лицо Карлотты.

— Расскажите все, что вам известно, — сказал Пол.

Пфефферкорн рассказал обо всем, начиная с кражи рукописи. На эпизоде с запиской Люсьена Сейвори Пол его перебил:

— Сейвори — двойной агент.

— Вы так говорите, словно это само собой разумелось.

— Не переживайте, — сказал Пол. — Мы сами только что узнали.

Он открыл очередной файл с фотографией, на которой два человека обменивались рукопожатием:

— Три недели назад снято в аэропорту «Хлапушньюк», Восточная Злабия. Сейвори, конечно, вы узнали.

От вида знакомой головы-луковицы у Пфефферкорна подскочило давление.

— С трех раз угадайте, кого он приветствует.

Здоровенный визави Сейвори смахивал на медведя. Из кармана его спортивного пиджака, больше похожего на палатку, торчал блок «Мальборо». За спиной великана маячили бесстрастные держиморды с ручными пулеметами и команда невероятно грудастых девиц в форме группы поддержки «Далласских ковбоев».

— Сдаюсь, — сказал Пфефферкорн.

— Верховный Президент Восточной Злабии Климент Титыч, — сказал Пол.

— Тот самый, кого я подстрелил?

— Не вы.

— Нет?

Пол покачал головой.

— Слава богу, — сказал Пфефферкорн.

— На вашем месте я б не спешил радоваться. Жулка-то убили вы.

— Ох!

Пол свернул изображение.

— Многое из того, что рассказал Сейвори, — правда. В книгах шифр. Да, Билл работал на нас. Предполагалось, что вы его замените. Что касаемо того, будто «Кровавые глаза» инициировали покушение на Титыча, это полная чушь.

— Кто же в него стрелял?

— Он сам.

— Сам? Зачем?

— Нужен предлог для вторжения в Западную Злабию. Титыч и так уж непристойно богат — в основном казино, плюс кое-какие телекоммуникации и СМИ, — но газовое месторождение перевело бы его в высшую лигу Вначале он испробовал более достойные пути, чтобы заручиться международной поддержкой. Может, вы заметили кампанию против нарушения прав человека в Западной Злабии? Не сработало. Напротив, рейтинг его снизился, поскольку, согласно нашим опросам, девяносто шесть процентов американцев не слышали о Злабии вообще, а восемьдесят один процент тех, кто слышал, не отличает Западную от Восточной. Вообразите, как ему неймется захапать месторождение, если он решился инсценировать покушение. Пули-то, они кусачие.

— Тогда почему вторжение не состоялось?

— Потому что он струсил. Учтите, до падения Стены мы подпирали этаких молодчиков, которые служили буфером между нами и Советами. И они невесть кем себя возомнили. Титыч полагал, что во всякой потасовке ему обеспечена наша поддержка. Однако мы дали ясно понять, что не желаем вляпаться в очередную войну ради того, чтобы он набивал карманы.

— Значит, в «Кровавых глазах» не было шифровки?

— Была, но пустышка — проверка связи. Мы хотели посмотреть, сгодится ли ваш бренд для будущих операций. Он себя оправдал. Результат блистательный.

— Но я же все исковеркал…

— Что исковеркали?

— Сбил метку — «одним плавным движением».

— Это не метка.

— Как?

— Вот так.

— А что было меткой?

— «Рухнул на колени, хватая ртом воздух».

Пфефферкорн расстроился, что столь избитый оборот проскользнул сквозь сито.

— Но как вы могли знать, что я возьму рукопись? — спросил он.

— Могли. Мы изучили вашу биографию начиная с семидесятых годов. Выявился духовно нищий и вечно безденежный тип, попеременно склонный к самовозвеличиванию и самоуничижению, поверивший, что более успешный приятель считает его превосходным писателем. Идеальный шторм эгоцентризма и алчности. Как я уже сказал, дебют ваш был многообещающим. Мы собирались всерьез начать вашу раскрутку, как вдруг из-за бюджетных сокращений лишись сорока процентов нашей резидентуры, причем в Злабии не осталось агентов вообще. Представляете? В одночасье тридцатитрехлетний труд псу под хвост. — Пол горестно покачал головой. — Политика.

— А как сюда вписывается «Кровавая ночь»?

— Титыч пронюхал о сокращениях. Видимо, от Сейвори. И подсуетился, чтобы до отзыва агентов через старика подсунуть вам липовую шифровку…

— «Кровавую ночь».

— Именно. Сайонара, Драгомир Жулк.

— Короче говоря, — сказал Пфефферкорн, — Титыч заставил Сейвори заставить меня заставить издателя заставить ваших агентов сделать за него всю черную работу?

— Он смекалист, спору нет. Напрямую с агентами мы не связываемся. Только через метки. Подлинную шифровку от подложной не отличить. Мастерский ход. Жулка нет, некому рулить. А желающих полно — разумеется, партия, а также анархо-энвайронменталисты, троцкисты, хомскисты, [12] Последователи Аврама Ноама Хомского (р. 1928) — американского лингвиста, публициста, философа и теоретика, широко известного радикально левыми политическими взглядами и критикой внешней политики США. Сам Хомский называет себя либертарным социалистом и сторонником анархо-синдикализма. нигилисты-пацифисты и сторонники открытого программного обеспечения. Налетай — подешевело. Восточным злабам осталось только выбрать подходящее время, чтобы в ритме вальса пересечь границу.

Пфефферкорн потер виски.

— Ну а кто похитил Карлотту?

— Некие «Маевщики-26». Западнозлабские контр-контрреволюционеры. Третье поколение бескомпромиссных, во времена перестройки взращенных на строгой диете дезинформации. Считают себя последним оплотом коммунизма и недовольны пассивностью Жулка, хотя, как ни смешно, именно его пропагандистская машина их породила. Увидели, что Титыч собирает войско, и полезли в драку. А пороху маловато. Вот чего они хотят.