Леонид Могилев - Клон

И он повел. Мы взбирались на холмы, пылили по дорогам, тропы какие-то немыслимые находил Михаил, как подтвердилось, Сергеич. Нас останавливали трижды. На железнодорожной линии, на бывшем полевом стане у Терека, где был какой-то совершенно невероятный временный мост из подручных материалов, и, наконец, в самих Брагунах. За мертвыми полями находился этот населенный пункт. Первый сгоревший танк я увидел именно там.

— Это чей? — спросил я тезку великого прохиндея.

— Трудно сказать. Он давно здесь стоит. Видишь, даже траки сняты. Можно, конечно, внутрь заглянуть.

— А что мы там увидим?

— Да ничего.

Башня была разворочена сбоку и сзади. Наверное, добивали остановившуюся машину. Дожигали экипаж.

— Ты кто по условной воинской специальности? — спросил меня Михаил.

— Строитель.

— А я механик.

— Какой?

— Авиационный.

— Снимаю шляпу.

— То-то же.

А по большому счету до нас не было чеченам никакого дела. Как будто не шла русская армия по республике, не освобождала равнину, не восстанавливала конституционный порядок. Тезка генсека лихо разговаривал по-чеченски, и все вопросы снимались. По его версии, мы шли в Брагуны подзаработать на строительстве дома большого человека. И нам верили. Стражи порядка оказались все как один смешливыми, но гордыми и важными. И все обвешаны оружием. И все с портативными рациями.

— Почему нас не берут в рабство, не расстреливают на обочине и не шмонают?

— А зачем? У них сейчас другие заботы. Думают о спасении души. Самолеты еще не бомбили по этим квадратам.

— А что ты им говоришь?

— Много будешь знать, скоро состаришься.

— А если мы русские шпионы?

— Не говори глупостей.

— Ну почем они знают, что мы не шпионы, не разведчики?

— Потом скажу.

Что-то здесь было не так. Мы, как нож через масло, проходили через посты, и ничего не случалось. Я прокручивал в голове свое появление в Грозном. День тот и ночь в квартире, все слова Мишкины, и все больше утверждался в мысли, что здесь не все чисто. Повернуться бы мне тогда, сказать, что струсил или передумал. Но уже первые дома Брагунов показались. Мирные и надежные. В одном из них была сейчас гостьей Стела. А я был персонажем незваным. Хуже татарина.

— Что здесь за река течет, Михаил Сергеевич?

— Не груби.

— То есть?

— Ты меня по имени и отчеству с такими интонациями не зови.

— Так что за река?

— Река, и все тут, брат мой. Много по ней крови утекло.

— Ты думаешь?

— А прикинь, за двести лет.

— И то верно.

Срочно, конфиденциально. Межину

На ваш запрос, номер 14. По имеющимся у нас данным, Канавина Стела Леонидовна, 1963 г. р., образование высшее, педагог, ранее проживавшая в г. Грозном, улица Индустриальная, дом, квартира… Родственники числятся пропавшими без вести, родственников в России не имеет, в настоящее время находится в поселке Брагуны, ул. Шарипова, 63, в доме некоего Бакаева Бадруддина Даниевича. Гр-ка Канавина выполняет сезонные сельхозработы и помогает Бакаевым по дому. Сыновья Бакаева Адлоб и Яха находятся в данное время в банде Дотмираева. Сын Яса погиб под Гудермесом. Канавина может совершенно свободно перемещаться, обладает полной свободой, ни в чем не нуждается. В дом Бакаева взята по просьбе старейшины Ахметова Балавди Вахабовича. В последний раз покидала Брагуны девять месяцев назад, предположительно для встречи с разыскиваемым вами Старковым.

Тезка генсека привел меня к дому шестьдесят три по улице Шарипова, оглядел жалостливо.

— Ну все. Я пошел.

— Куда?

— Меня водила ждет. Думаешь, хорошо потом сорок километров пехать?

— А я?

— А ты как знаешь. Чего привязался? Я к бабе тебя привел. Это, во-вторых, а во-первых, я вообще ее нашел. А судьбу свою ты сам выбрал.

— А потом?

— А что потом? Сумел сюда добраться, сумей вернуться.

— А как?

— Ты что, маленький?

— Не понял.

— Ты испугался, что ли? Так пойдем назад. Вернемся.

— Так ты не поможешь мне, что ли?

— Да это не моя территория. Моя — Заводской район. И то не весь.

Он повернулся и твердо направился назад. К коллектору и дренажным канавам. И тогда мне стало по-настоящему страшно. И я направился к калитке. А она оказалась запертой, и собака огромная обозначила свою власть, так как сидела не на цепи, а свободно гуляла по двору. А потом дверь приоткрылась, и показался бородатый старик.

— Кого надо?

— Здравствуйте.

Он открыл дверь шире, спустился по ступенькам во двор, подошел к калитке, успокоил пса.

— Кого надо?

— Стелу можно? — спросил я так, будто спустился этажом ниже в подъезде питерского дома, чтобы пригласить подружку на танцы.

— Ты кто?

— Перов. Андрей.

— Ты кто? — возвысил голос старик.

— Родственник.

Он был изумлен и как бы огорчен одновременно. Значит, так родственники здесь не приходят в гости…

— Стой здесь. — Он вернулся в дом и вышел через некоторое время со Стелой. Во дворе оказались еще три женщины и орава детей. Они загомонили по-чеченски, показывая на меня пальцами, старик прикрикнул на них и разрешил Стеле подойти к калитке.

Я бы и не узнал ее, пожалуй, если бы встретил где-нибудь в переулке, в развалинах, возле сгоревшего автомобиля, на рынке или в комендатуре. Платок этот, и платье, и жилетка. И на ногах какие-то войлочные башмаки.

— Ты откуда? — спросила она, а голос совсем пропал.

— Из Питера.

— А как?

— Считай, что в командировку.

— Надолго… А как меня нашел?

— Михал Сергеевич подсказал. Он и привел меня.

— Какой Михал Сергеевич?

— Тот, что в твоей квартире бомжует. На Парафиновой. Или на Индустриальной. Не запомню никак.

— Мама родная… — И она наконец заплакала.

Старик что-то проворчал на своем языке, Стела вся съежилась, собралась, повернулась и ответила. Он повторил те же слова и ушел в дом, хлопнув дверью.

— Пойдем погуляем.

— Куда?

— Есть одно место.

Она вышла за калитку, и я попробовал ее привлечь, прижать, приникнуть, но она отстранила меня.

— Есть одно место.

Берегом она привела меня за кладбище. Вначале я не понял, куда мы идем. Какие-то длинные зеленые шесты с лентами на верхушках показались мне бесконечно знакомыми. Как будто к спортивному празднику поставлены флагштоки. Потом старые могилы я разглядел, потом посовременней. Были здесь и с красной звездой пирамидки, и просто камни с надписями.

— А шесты зачем? — спросил я.

— Это знак на могилах тех мужчин, что погибли на этой войне. Пока они не отомщены, шесты не убираются. Вот эти два относятся к нашему дому. Только женщинам у нас на кладбище нельзя.

— К какому еще вашему?

— У нас трое мужчин ушли на войну, и двух уже нет. Они здесь. Так трудно было перевезти сюда тела.

— О чем ты говоришь? И как ты вообще сюда попала?