Олег Красин - Другая жизнь

Он смотрит вниз на лежащего маленького человечка. Неужели это он там лежит распластанный и изломанный, мягкий как тряпичная кукла? Глубина высоты манит его, притягивает своим ощущением возможного полета, в который может пуститься каждый. Надо только раскинуть руки как крылья и оттолкнуться от земли.

Его ноги по-настоящему слабеют, он неустойчиво качается и хватается за руку Сильвиан.

— Мне надо уйти! — торопливо говорит он, с ужасом представляя, что сейчас покинет свое тело, лежащее на камнях у самого моря, и превратится как в фильмах-фэнтэзи в бесполый дух, который в «Феррари» отправляется на свидание.

— Я вас провожу!

Девушка, осторожно поддерживая его за локоть, ведет к машине. «Она хочет, чтобы я быстрее убрался отсюда, — вспоминает Алексей свои мысли, — вот её цель! Неужели мое появление здесь нарушило планы Фавны, её отца? В какие игры они играют?»

Ему кажется, что он вот-вот найдет разгадку, но на ум ничего не приходит. Получается, что отцу с дочерью не терпится устроить его свидание с Верой, точно от этого зависит будущее всего мира, благополучие миллионов людей, сытая мирная жизнь. Они готовы закрыть глаза на то, что его двойник срывается на машине с обрыва и разбивается вдребезги. Его двойник или он сам?

Алексей открывает дверь, садится на мягкое водительское сиденье. У него нет сил пристегнуться к креслу ремнем безопасности и Сильвиан, наклоняясь и почти касаясь грудью его щеки, проделывает эту операцию. От девушки пахнет ароматом трав — фиалок, ландышей и он понимает, что по-другому от дочери бога полей не может пахнуть.

— Счастливого пути! — напутствует его Сильвиан.

Алексей трогается с места.

Он отъезжает дальше по дороге, поглядывая в зеркало заднего вида и оставляя за спиной толпящихся у обрыва полицейских. За поворотом ему становится совсем плохо — в глаза плывет белесый туман, а звуки меркнут, будто окутанный плотной ватой. «Наверное, пора просыпаться», — вдруг возникает мысль и из глубин памяти всплывает хокку:

«Где мой соловей? Куда улетел?» Сознание едва брезжит. Сквозь далекий неумолчный гул ему слышатся голоса. Или сняться?

«У него падает давление, нужен укол. Из комы выводить нельзя, состояние нестабильное…»

От Марселя до Ниццы не так уж и далеко, около двухсот километров. Два часа в пути на машине, взятой в прокат, показались Мишелю Мартену и его супруге Стефани приятным времяпровождением. Поездка по Французской Ривьере была прекрасной: живописные прибрежные городки, плещущееся до самого горизонта голубое море, солнце, похожее на огромный апельсин, болтающийся на невидимой нитке в зените, отличная ровная дорога.

Вообще они улетали из Марселя на Карибские острова, в Тенерифе, но до отлета выдалось свободное время, и месье Мартен предложил жене маленькое развлечение — прокатиться до Ниццы. Почему в этот город? Наверное, потому, что Ницца всегда привлекала русских, членов императорской фамилии, писателей, революционеров. А Мишель Мартен и его жена были русскими. По паспорту французами, но на самом деле, жителями холодной и опасной России.

Мишель, до того как очутиться в Марселе имел другую фамилию, а сотрудники фирмы, в которой он трудился, звали его Главным, иногда Бульдогом, но все это были неофициальные прозвища. Официально он был генеральным директором фирмы «Россервис» и еще несколько дней назад сидел в Лефортово, ожидая пока против него соберут улики следователи Следственного Комитета.

Однако потом, всё изменилось, его выпустили под подписку о невыезде и как говорят во Франции: «Ву-а-ля!» — он оказался в Марселе. У Главного было много любовниц, но «подругой жизни» он выбрал старую и проверенную, звавшуюся Стеллой Анатольевной до того как она превратилась в Стефани Мартен.

Стелла Анатольевна была той самой отставленной любовницей, которую видела Вера заплаканной в дверях кабинета Бульдога накануне его ареста. На самом деле, хитрый Главный, предвидя возможность преследования за свои проделки с армейским имуществом, заранее договорился со Стеллой, и они разыграли эту сценку.

После его ареста Стелла Анатольевна продолжила исполнять обязанности начальника юридического Управления, до тех самых пор пока труба не позвала в дорогу. В качестве трубы выступил её любовник, поджидавший свою подругу уже в Марселе с новыми документами.

Так они превратились во французов, неприметных буржуа среднего достатка по фамилии Мартен. Мартенов во Франции, как Ивановых в России.

На Запад Главный отправился полностью подготовленный к капризам переменчивой судьбы. У него было несколько счетов в разных банках. Он купил бизнес во Франции — небольшую обувную фабрику под Марселем. На Тенерифе месье Мишель Мартен являлся владельцем роскошной виллы прямо на берегу моря. Эту виллу, собственно, он и собирался посетить с новой супругой, чтобы восстановить нервы после ужаса лефортовских застенков.

Новоявленной жене он сказал: «Теперь у нас новые паспорта, новые фамилии, другая жизнь. Забудь о том, что было в Москве! Начнем с нового листа!» И надо сказать, что чистый лист с водяными знаками в виде символов денежной единицы «евро», был приятен Стелле Анатольевна.

Уже в Ницце, стоя возле шестиэтажного отеля «Негреско», она восхищенно восклицала:

— Шикарно, шикарно!

И было непонятно к чему относится это восклицание, то ли к старому отелю, то ли к её новой жизни.

— Знаешь, киса, — говорила она, — в этом отеле люстра диаметром четыре метра. Их всего две в мире: одна здесь, а другая у нас в Кремле.

— Не у нас, а теперь у них, — поправил её Мишель. Они говорили по-русски. — Ты откуда знаешь, была здесь раньше? — Бывший директор «Россервиса» с подозрением посмотрел на Стеллу Анатольевну.

— Перестань! Я кроме Египта и Таиланда никуда не летала, а про люстры в «Википедии» прочитала.

Потом они гуляли по английской набережной, наслаждаясь солнцем и видами на море. Месье Мартен уже не выглядел подозрительным, он размяк в буквальном смысле слова от жары, от отдыхающих туристов, неторопливо прогуливающихся, как и он, от ощущения безопасности.

В одном из прибрежных ресторанчиков, куда они зашли, работал телевизор. Диктор говорил по-французски, но на экране транслировались кадры из Москвы. Главный толкнул Стеллу, увлекшуюся крабовым салатом, в бок.

— Смотри!

— А чё смотреть, я все равно французского не знаю! — отмахнулась та.

— Да нет, смотри, Москву показывают!

Стелла повернулась к телевизору. На экране мелькало искаженное гневом лицо Александры Егоровны, которую спецназовцы ФСБ тащили к машине. Камера провела по площади, запечатлев два лежащих тела — одно у самого памятника, другое подальше, ближе к входу в метро.