Олег Красин - Другая жизнь

Так и дождался утра.

Розовый восход, разгоравшийся с восточной стороны, упал на сизые верхушки гор вокруг Бордигеры и окрасил их в причудливый лиловый цвет. Он сделал горы похожими на спящего великана страдающего хроническим алкоголизмом и потому имевшего синюшное лицо завзятого пьяницы. Великан лежал, мирно посапывая, и не думал просыпаться в отличие от Алексея, поднявшегося сегодня с утра пораньше.

Именно это сравнение напомнил ему японских поэтов. Для них природа была живым существом и, пожалуй, они были правы. Леша тоже чувствовал свою связь с природой. Он не раз ездил на возвышенность за домиком с белой стеной, чтобы побыть одному, поглядеть на море и летящую синеву над собой, почувствовать единение с миром.

Недопитый кофе дымился на столе, а рядом лежали журналы с фотографиями шикарных белоснежных яхт. Натюрморт показался ему достойным кисти художника, но он не был таковым. Написать картину могла бы Вера, если бы оказалась сейчас в его городке, а не у себя в Ницце.

Вера! Вечером у них должно состояться второе свидание и этому ничто не может помешать. Он такой мысли у него теплеет в груди, он улыбается, представляя, как увидит девушку, как обнимет её зябкие плечи, точно укутает пледом, согреет своим телом.

Никколо рассказал, как Вера приезжала в его отсутствие, искала проект яхты для своего миллионера. Молодой человек пожалел, что не оставил чертеж на видном месте, но Никколо справился — нашел проект, который Алексей свернул в рулон и оставил в углу. Толстый компаньон угощал его девушку вином, философствовал, как любил обычно делать под настроение. Алексей не раз слышал его откровения, сдобренные бокалом вина, откровения видавшего виды сеньора.

Особенно нравилось толстому Никколо рассуждать о прошлом и будущем, которые, находятся в постоянном антагонизме, а их вечная борьба определяет ход самой жизни. Как борьба прогресса с консерватизмом. Сеньор Никколо всё время доказывал, что настоящего нет и в него невозможно попасть. И этот пример с платформой и поездами, действующими с разнонаправленной силой, спорный пример, Алексей слышал уже много раз.

Однако, по большому счету, все эти мысли чепуха, он, Алексей, живет только настоящим, здесь и сейчас. Так он считает.

Молодой человек возвращается к столу, допивает уже остывший кофе.

В одиннадцатом часу появляется розовощекий упитанный Никколо. По его лицу видно, что он хорошо отдохнул, плотно позавтракал и теперь готов к работе.

— У нас есть заказы? — интересуется Алексей, — я тут был занят другими делами, не успеваю отслеживать.

— Заказы? Конечно, как не быть! По электронной почте пришли две заявки — одна из Палермо, а вторая из Ниццы.

— Из Ниццы? Новая или та, с которой приезжала девушка?

— Её зовут Вера! — проявляет осведомленность Никколо, тяжело пыхтя, он садится на стул. — Нет, это другая. У нас растет популярность во Франции, мой друг.

— Да ладно! Я тебе говорил, что ближе к вечеру поеду туда, в Ниццу? Если все сложится хорошо, то переночую в отеле и на другой день могу встретиться с заказчиком.

— Было бы замечательно, Алексис! Я ему отпишусь и дам твой номер телефона. Созванивайся с ним!

— Окей! Сбрось тогда на мой компьютер заявки, я их посмотрю, пока есть время. А ты позвони в Марсель и уточни, как долго они будут выполнять наш заказ по яхте. Это для сеньора из Флоренции.

Никколо, кивает круглой головой, сползает со стула и идет в другую комнату, где находится офис для обработки заказов и деловых переговоров.

После обеда, в разгар дня, Алексей начинает потихоньку собираться в поездку. Путь в Ниццу хотя и не такой далекий, как допустим, из Москвы в Петербург или Казань, но, тем не менее, Алексей готовится к нему серьезно, как привык серьезно подходить к таким вещам.

Он берет вечерний костюм для похода в ресторан, пару рубашек, несколько личных вещей, в том числе бритву, зубную щетку. Как ни странно, в придуманном мире, в котором все должно присутствовать само собой, приходилось беспокоиться о таких мелочах. Но ведь это был его мир, а он ехал в чужой, пока еще чужой — в Верином мире были свои рубашки и зубные пасты.

Не закончив собирать дорожную сумку, Алексей задумывается о заправке. Он не помнит сколько бензина осталось в баке, хватит ли доехать до Ниццы. Двинувшись вниз, чтобы проверить уровень бензина, молодой человек на полпути останавливается, ему кажется, что он забыл пластовую карточку на столе.

Мысли Алексея бьются сумбурно и беспорядочно, точно фасоль в кипящей кастрюле. Эти мысли мелки и не нужны, занимают его незначимыми заботами. Он волнуется и понимает, что так дальше нельзя, надо взять себя в руки.

«Кончай дергаться! — строго приказывает он самому себе, — ты всё успеешь и ничего не забудешь!» И он представляет японских сочинителей хокку — лаконичных, несуетных, мудрых, умиротворенно созерцающих жизнь. Они восхищались каждой дождевой капелькой, срывающейся с зеленого листа в бездну вечности, и ему хочется быть таким же — простым и спокойным.

Дорога на Францию оказывается свободной до самой границы. Одинокие машины проносятся навстречу, а Алексея никто не обгоняет, как будто с итальянской стороны только он один испытывает желание попасть к соседям.

Он едет по асфальтовому серпантину, огибая море с одной стороны, а с другой объезжая горы и ущелья.

Море то появляется вдалеке, выглядывая синими лоскутами из-за желто-оранжевых крыш домиков, то прячется за холмами, как притаившийся к броску хищник. Иногда оно подступает к самому берегу и от вида волн, лениво плещущихся внизу, создается впечатление, будто они незаметно подмывают асфальтовое шоссе, точат камень и песок, а со временем, гладкая дорога покроется провалами, как лицо больного проказой.

От таких мыслей захватывает дух. Пропасть под колесами легко представить — одно неверное движение руля и машина полетит с обрыва.

Он думает о том, что Вера тоже ездила здесь. Тоже видела эту агрессию прибрежных волн, атакующих берег, тоже испытывала неприятный страх. «Надо будет что-то изменить, — решает Алексей, — когда наши миры сольются. Построить здесь туннель или подвесное шоссе. Подальше от воды, поближе к скалам». Скалы кажутся ему оплотом твердости и надежности. Они словно средневековые воины в латах — непоколебимые, суровые, стойкие. На них можно положиться.

С правой стороны следом за машиной весело бегут горы и холмы. Они покрыты густой порослью еще зеленых деревьев, кустарником, в отдельных местах торчат проплешины голых каменных глыб, кажущихся макушками гор-великанов.

Алеша всматривается в мелькающие по склонам деревья, точно хочет за ними или в их тени разглядеть что-то интересное для себя. Один раз ему даже кажется, что он видит поросшее шерсть лицо лесного бога Фавна, его крутые козлиные рога, раскачивающийся как тонкая ветка мохнатый хвост. В тени густого дерева сверкают желтые глаза покровителя скота, выражение которых, из-за скорости, Алексей не успевает рассмотреть. Что в них было? Злоба, агрессия, предупреждение?