Владимир Прасолов - Северный ветер

— Как записать покойного? — спросил один из дворников.

— Запишите так: Петр Павлович Самойлов, 1920 года рождения, лейтенант медицинской службы.

Соответствующим образом и записали.

— Зачем ты это сделал? — спросил молчавший прежде Красков.

— Того лейтенанта, чьи документы у меня, тело, скорее всего, бандиты в реку сбросили, а этого, глядишь, похоронят, и будет у него, то есть лейтенанта, могила с подписью, вдруг родственники найдутся, а Гюнтеру это не важно, он свою миссию на земле выполнил, и родни у него нет.

Вангол вытащил из кармана и показал Краскову протез челюсти.

— Это и есть та самая штуковина, одноразовая, только, что она такое и как работает, я не знаю, и проверить нельзя — одноразовая. Вот так вот, товарищ майор. А если серьезно, будем точно знать, где покоится Гюнтер Миттель, придет время, сменим табличку…

— Ладно, считай, Вангол, что часть задачи выполнена, а с прочим в Москве разберемся. Едем, самолет ждет.

Ни Вангол, ни Красков даже представить себе не могли, сколько тысяч ленинградцев будут похоронены в огромных братских могилах…

Через шесть часов они уже приземлялись на московской земле. Летчики зло шутили, выходя из кабины: кто-то немца бомбит, а им опять спирт, капусту квашеную да тушенку в бомболюки грузят… вот повезло, прям в полете — и выпивон и закусон что надо, еще бы патефон да бабе…

В конце декабря штурмбаннфюрер Штольц предупредил Ольгу о том, что он срочно уезжает на несколько дней в Берлин и это очень важная для него поездка. В этот раз он не может взять ее с собой, но в следующий они обязательно поедут вместе.

— Я покажу тебе Великую Германию, Ольга! А пока не скучай, совершенствуй язык, приеду с подарками.

Штольц был явно возбужден. Он находился в очень хорошем, приподнятом настроении и как-то по-особенному несколько раз посмотрел на Ольгу. Она заметила эту перемену в его взгляде, и это ее испугало.

Быстро собравшись, отдав распоряжение охране и попрощавшись, Штольц уехал. Ольга поняла, что по возвращении из Берлина Штольц что-то предпримет в ее отношении. Она предполагала что. И она не ошиблась. Через три дня Штольц вернулся, он просто сиял; во-первых, на его погонах появились ромбы, он стал оберштурмбаннфюрером СС, и это событие он собирался отметить. Во-вторых, он преподнес Ольге подарок, необыкновенной красоты серьги и колье. В свете свечей, в золотой оправе, таинственным светом мерцали изумруды.

— Не правда ли, прекрасно? Надень.

Ольга никогда в жизни не видела столь красивых украшений. Она взяла их и ушла в свою комнату. Там переоделась, надев темное вечернее платье с большим декольте, собрала в тугой узел на затылке волосы, обнажив шею, надела туфли, купленные накануне в Тильзите, серьги, колье и вышла в гостиную, где ее ждал Пауль.

Штольц, подкладывавший в этот момент дрова в разгорающийся камин, увидев Ольгу, замер и уронил полено. Перед ним стояла, скромно улыбаясь, богиня. Да-да, именно Богиня, сошедшая к нему из древнегерманских мифов, спустившаяся с небес к нему в награду за все его терпение и выдержку, за его талант и самоотверженный труд. Он потерял дар речи и какое-то время просто смотрел на это совершенство форм, не в силах сопротивляться притягательному, ни с чем не сравнимому женскому очарованию. Он опустился на одно колено и протянул Ольге на ладони кольцо. Оно сияло небольшим бриллиантом. Все было безмолвно и так трогательно, что у Ольги встал ком в горле и навернулись слезы, она не ожидала ничего подобного. Она была покорена и подала Паулю руку. Может быть, это была минутная слабость, а может быть, она действительно впервые почувствовала себя богиней, женщиной, покорившей своей красотой мужчину и от этого расцветавшей еще более. Она вдруг поняла, что ей нужен мужчина, сильный и надежный, могущий защитить ее от невзгод этого мира, предоставить ей право быть женщиной, просто женщиной, родить детей, быть матерью и не бояться ничего. Она так устала бояться, она просто не выдерживала уже этого состояния ожидания беды. Все это мгновенно пронеслось в ее голове, на какую-то секунду она забылась и очнулась, когда почувствовала, как кольцо легко наделось на палец ее руки. Это кольцо скрепило ее поражение перед этим мужчиной и ее победу над ним. Дальше все происходило как в какой-то сказке. Зазвучала тихая музыка, в раскрывшуюся дверь гостиной въехал сервированный вином и фруктами стол, и первый бокал был поднят и выпит до дна за любовь. Если бы по окончании этого чудесного вечера — а он действительно был чудесным, они немного выпили, зато много танцевали и веселились, — Пауль увлек ее к себе в спальню, Ольга не нашла бы в себе сил отказаться. Но он не сделал этого. Единственное, что он позволил себе при ее полном непротивлении, — это поцелуй. Он обнял ее в танце, и, когда прозвучал финальный аккорд, его губы сначала прошлись по ее шее, а потом нашли ее уста, и она утонула в нахлынувшей неге. Она потеряла ощущение времени и пространства. Но Пауль нежно и осторожно опустил ее в кресло и сел у ее ног. То, что испытывал в душе Пауль, было в его жизни впервые. Красивая, обаятельная женщина, принявшая его подарки, была не просто неотразима, она была восхитительна, превосходна. Он действительно готов был носить ее на руках, он готов был ради нее на все, но она не была арийкой…

Совещание в тронном зале замка в Вавельсбурге началось точно в назначенное время, секунда в секунду с последним ударом огромных часов. Одетый в парадную форму дер оберете фюрера дер шутцштаффеля, наивысшее звание в СС, которое имел только Гитлер, Адольф Гитлер открыт собрание гимном нации. Рядом с фюрером стояли рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер и обергруппенфюрер СС Мартин Борман. Только их троих можно было хорошо видеть остальным собравшимся. Совещание было устроено таким образом, что все приглашенные собрались в огромном зале, освещаемом закрепленными в каменных стенах факелами; солнечный свет из нескольких окон падал только на лидеров нации. Гитлер стоял под пламенеющим девизом СС — «Твоя честь — это верность». Многозначительное высказывание было выбито на пряжке ремня каждого эсэсовца. Девиз был краеугольным камнем идеологии СС. Верность, то есть личная преданность идее национал-социализма и ее вождям, считалась критерием определяющим.

— Именно этого я жду от вас. Верности нации. Сегодня исторический день, сегодня я принял решение, коренным образом меняющее будущее нации и определяющее ее великий путь в будущее — путь, на который призываю вас встать рядом со мной. В этом зале элита немецкой нации, сгусток нордической арийской крови, избранные. Прежде чем услышите то, ради чего вы здесь, я прошу вас дать клятву верности германской нации и скрепить ее собственной кровью.