Юрий Барышев - Мадам Гали -2. Операция «Посейдон»

— Да, помню, — ответила Гали. — Там такая дама с плоским коричневым лицом, у нее нос картошкой. А что, ты мне за ночь сплющил мой великолепный нос?

— Да нет, — Храпов всмотрелся в лицо Гали, точно впервые видел ее. — Ничего я не сплющил. А вот ты напомнила мне о том, что время летит стрелой.

— Ты про что? — простодушно спросила она. — Я здесь, вот она я… ты ведь любишь меня.

— Да, — крайне серьезно ответил он, — это не обсуждается. Черт, я и не думал вчера, куда вляпался. Я скажу тебе одну вещь, пока не забыл: никогда не связывайся с такими, как я. Понятно?

— Почему?

— Я же говорил, что мы с тобой похожи… Ну, смекай, моя радость.

— Я о чем-то догадываюсь, но смутно.

— Ну и правильно, что смутно. Темны воды.

Храпов с самого начала поставил себя так, что никаких шансов управлять этим человеком Гали не имела. Это немного обидело ее, ведь вместе с Храповым в ее жизнь пришло нечто необыкновенное — приближение зрелости, о которой она думала с радостью, трепетом и инстинктивным страхом рано состариться. Откуда взялись такие мысли? Может быть, это уроки Софьи Григорьевны, может быть что-то другое… Верно, стены арбатской коммуналки были пропитаны каким-то духом, делающим блеклыми и молодость, и блеск, и прелесть… А вот с этим Гали согласиться не могла никак.

Подружка ее, Варвара, как-то обмолвилась, в очередной раз восхищаясь фигурой Гали:

— На твоем месте я обдирала бы московских художников, как липку. Понимаю, что натурщицей быть противно, но для тебя — это семечки… как я думаю. Двадцать минут унижения и полный карман…

— Мелочи, — фыркнула Гали. — Они же бедные, как церковные мыши.

— Не все, — парировала подруга. — Хочешь, сосватаем тебе богатенького творца?

— Только молодого, — съязвила Гали, — старые греховодники меня интересуют мало. Разве что в виде исключения. Она тут же вспомнила про Хмельницкого.

— Неделя прошла, а до нас не дошла, — резюмировал Храпов, просыпаясь в объятиях Гали.

— Почему неделя? — спросила она. — Намного больше.

— Такая пословица, — ответил он.

— Что это за агрегат? — спросила Гали, показывая на старинное сооружение с большим колесом и какими-то металлическими пластинами.

— Это станок, — ответил Храпов, — деньги печатать.

— Ты серьезно? — испугалась она.

— Да что ты, — успокоил ее художник, наливая себе виски. — Картинки всякие печатать, офорты, автолитографии. Я когда-то занимался этим. А сейчас что-то лень. Уж больно кропотливая работенка.

— А мне покажешь?

— Нет.

— Почему? Я хочу знать.

— Разумно, — неожиданно согласился Храпов. — Ты смышленая и можешь много добиться, ну, например, в искусствоведении.

— Ты серьезно так считаешь? — изумилась Гали, впервые подумав, что, действительно, могла бы стать специалистом в этой сфере. Только в Москве неофициальной, потому что ее интересовала Москва другая. Другую Москву ей когда-то открыл Макс Зотов.

— Вот черт, совсем забыл, — внезапно нахмурился Храпов, — давненько не был я в «Национале».

Она поняла, что милый Виктор шутит, он просто собрался выгулять ее.

— Нас туда не пропустят, — заныла Гали, подыгрывая ему, — там же вечное спецобслуживание.

— А мы представимся какими-нибудь специалистами, — рассмеялся Виктор, натягивая штаны. — Выбери мне пиджак и галстук. Кстати, а как у тебя со вкусом?

— Да никак, — ответила Гали, — ты мне больше нравишься голым.

— Ты даже не представляешь, дорогая, насколько изменилась Москва за последние несколько лет, — говорил Храпов, усевшись за руль автомобиля и мягко трогаясь с места.

— Куда мне, — ответила Гали.

— Ты — ласточка перемен, — рассмеялся Храпов. — Только не осознаешь это. У Рэмбо есть элегия, она называется «Париж заселяется вновь», если захочешь, я прочту ее тебе… в переводе этого, вашего певца евреев, Эдуарда Багрицкого. Ох, роскошная и циничная вещь… Так вот, сейчас с Москвой происходит то же самое…

— Кем же она заселяется, Виктор? — спросила Гали. — Ты знаешь, иногда я не люблю Москву. Да и ты мечтаешь увидеть Париж и умереть.

— А ты посмотри вокруг, — голос его приобрел менторские нотки. Гали уже знала, что сейчас пойдет возвышенный монолог.

— Иностранные туристы, появились проститутки, представляешь, кинозвезды из-за бугра ошиваются, вон тот хмырь в шляпе, — он махнул рукой в сторону какого-то мужика, — явно валютчик… лепота, радость моя. Сегодня, например, я познакомлю тебя с самим Грегори Пеком…

— Да ну? — удивилась Гали. — Он что, приехал в Москву?

— Нет, это Грегори Пек отечественного разлива, но хорош, хорош, не хуже натурального.

— Ты мой Пигмалион, — вдохновенно воскликнула Гали, — с твоей помощью я стану Галатеей.

— Хм, — с уважением посмотрел на нее один из лучших художников Москвы, — в этом, несомненно, есть зерно истины. Не зря же мы встретились. Кстати, а на кой ты приперлась тогда к Дому кино?

— Пришла защитить тебя от порчи и сглаза. Смотри, сколько людей вокруг тебя питаются твоей энергией.

— А ты что, это видишь?

— Скорее чувствую. А если честно, то чтобы помочь тебе расстаться с жизнью безболезненно.

Храпов несколько раз говорил ей — и вполне серьезно, что не проживет долго. «Но ты же здоров, как бык-производитель, Виктор, — возражала она, — ты — победитель».

«В том-то все и дело, — цинично отвечал он, — добавь еще, что у меня есть все. Но пойми, что мне это не нужно… А другого нет… кроме тебя… Но мне будет очень больно расставаться с тобой, когда придет время».

Храпов притормозил у пересечения улицы Горького с площадью, и вскоре они, праздно и весело болтая на гастрономические темы, направились в кафе «Националь», культовое место Москвы времен «оттепели».

Как и во многих других злачных местах столицы, Храпова здесь прекрасно знали. Швейцар чуть ли не под козырек взял, издали увидев его с новой спутницей.

— С дороги, шестерки, туз идет, — улыбнулся он, мгновенно оценив достоинства новой пассии.

Гали была немного уязвлена, почувствовав себя на секунду очередной роскошной декорацией или рекламным щитом, который Храпов сварганил на ходу, не прилагая особых усилий.

— Начнем обряд инициации, — улыбнулся Храпов, открывая бутылку шампанского.

— Чего-чего?

— Посвящения…

— Во что, интересно знать…

— Да кто его знает… там видно будет. Я пью за тебя, а ты за все, что хочешь.

— За тебя, Виктор, — с пафосом произнесла Гали, — похоже, что это второй твой дом…

— Вроде того, третий — четвертый, — ответил Храпов. — Только не думай, что я от этого в восторге.

— Да что мне до них, — усмехнулась Гали, имея в виду красивых молодых людей, которых в кафе было полно. Это был молодняк, детки партийной номенклатуры. Она с брезгливостью подумала, что все еще идет той же самой дорогой, которая началась на вечере в 110-й элитной школе, когда она познакомилась с генеральским сыном. Но, похоже, что другой дороги нет и в помине. Внезапно ей стало предельно ясно, почему так скучно талантливому Храпову. Да он же вертится, как белка в колесе, без всякой надежды вырваться из этого круга.