Эдуардо Мендоса - Кошачья свара. Мадрид, 1936

- Ну надо же, какая прекрасная профессия. Мне о ней никогда не рассказывали, - заметил полицейский. - И этим вы зарабатываете на жизнь, осмелюсь спросить?

- Не очень много, - признался англичанин, - но к счастью, у меня есть небольшая рента.

- Везет же некоторым, - пробормотал полицейский почти беззвучно, а потом добавил: - Но раз уж вы так часто приезжаете в Испанию и так хорошо говорите по-нашему, то наверняка у вас здесь куча друзей.

- Друзей? Нет. Я никогда не оставался в Мадриде надолго, а англичане, как вы знаете, довольно замкнуты.

- В таком случае мои вопросы вам покажутся крайне неприятными. Не обижайтесь, это просто издержки профессии. Я наблюдаю за людьми и пытаюсь разузнать их профессию, гражданский статус и, если могу, намерения. Моя работа заключается в том, чтобы предотвращать, а не наказывать. Я работаю в службе Государственной безопасности, а времена сейчас неспокойные. Конечно, я не имею в виду вас, интересоваться кем-либо не означает его подозревать. Но под самой простецкой личиной может скрываться анархист, агент иностранных спецслужб или перевозчик нелегалов. Как их отличить от честного человека? Ни на ком нет соответствующего ярлыка. Однако всякий скрывает какую-нибудь тайну. Вот взять вас, чтобы далеко не ходить, почему вы так торопились отправить письмо, которое могли бы без суеты бросить в ящик в Мадриде через каких-нибудь несколько часов? Не говорите ничего, уверен, что всё имеет простое объяснение. Это просто для примера. Моя миссия в том и заключается, ни больше ни меньше, чтобы открыть под маской настоящий облик.

- Здесь холодно, - сказал англичанин после некоторой паузы, - а я одет не так тепло, как следовало бы. С вашего позволения, пойду поищу купе с отоплением.

- Идите, идите, не буду вас задерживать. Пойду в вагон-ресторан, что-нибудь выпью и поболтаю с тамошними служащими. Я часто езжу по этому маршруту и знаком с персоналом. Официант - источник ценной информации, особенно в стране, где все разговаривают на повышенных тонах. Желаю удачного путешествия и счастливого пребывания в Мадриде. Разумеется, мы больше не увидимся, но оставлю вам свою визитку, на всякий случай. Подполковник Гумерсиндо Марранон, к вашим услугам. Если вам что-нибудь понадобится, спросите меня в Главном управлении госбезопасности.

- Энтони Уайтлендс, - ответил англичанин, засовывая визитку в карман плаща, - также к вашим услугам.

Несмотря на усталость после долгой поездки, Энтони Уайтлендс спал некрепко и несколько раз пробуждался от далекого шума, похожего на выстрелы из винтовки. Он остановился в скромной, но комфортабельной гостинице, которую знал по предыдущим поездкам. Вестибюль был маленьким и не слишком приветливым, а портье находился явно не в духе, но гостиница хорошо отапливалась, а в просторном номере с высоким потолком имелся довольно большой гардероб, удобная кровать с чистыми простынями и сосновый стол со стулом и лампой, идеально подходящий для работы. Прямоугольное окно с деревянными ставнями выходило на тихую и уединенную площадь Ангела, над домами перед окном возвышался купол церкви Сан-Себастьяна.

Но всё-таки атмосфера была не из приятных. Из-за холода гвалт мадридской ночи сменился мрачным и неумолимым завыванием ветра с гор, который кружил сухие листья и разбросанные по сверкающей от измороси черной мостовой обрывки бумаги. Фасады зданий покрывали порванные и грязные предвыборные плакаты и анонимные листовки, призывающие на все лады к забастовкам, восстанию и мятежу. Энтони не только был знаком с этой ситуацией, но именно серьезность положения и привела его в Мадрид, однако увидев реальность собственными глазами, он впал в уныние и беспокойство. Временами он раскаивался в том, что принял предложение, а временами - в том, что отправил Кэтрин письмо, положившее конец их отношениям, полным тревог, но также и единственному стимулу в его теперешней жизни.

С упавшим сердцем он потихоньку оделся, время от времени оценивая свой облик в зеркале гардероба. Зрелище не было лестным. После поездки одежда помялась, и хотя он ее тщательно вычистил, но не смог оттереть следы копоти. Подобная "роскошь" вкупе с печальным и усталым лицом придала ему вид очень мало соответствующий тем людям, которых он собирался посетить, и совершенно не адекватный тому впечатлению, которое должен был на них произвести.

Выйдя из гостиницы, через несколько метров он оказался на площади Санта-Ана. Ветер разогнал облака, и небо приобрело чистоту и прозрачность студеного зимнего утра. В барах и закусочных начинали собираться первые клиенты. Энтони присоединился к ним и вошел в забегаловку, которая пахла кофе и горячим хлебом. Дожидаясь официанта, он листал газету. Заголовки и обилие восклицательных знаков оставляли малоприятное впечатление.

Во многих местных забегаловках Испании произошли стычки между враждующими группировками, несколько человек убито и многие ранены. В некоторых отраслях объявлены забастовки. В одном из городов провинции Кастеллон мэр изгнал священника и организовал в церкви танцы. В Батансосе Христу отрезали голову и ноги. Публика в баре комментировала эти события красноречивыми жестами и нравоучительными фразами, затягиваясь сигаретами.

Энтони привык к плотному английскому завтраку, поэтому чашка крепкого кофе и жаренные в масле чуррос [1] Чуррос - сладкая обжаренная выпечка из заварного теста, имеющая в сечении вид многоконечной звезды или просто круглая. В Испании чуррос традиционно подают на завтрак. ему не понравились и не помогли поднять настроение и разогнать дурные мысли. Он взглянул на свои часы, поскольку шестиугольные часы, висящие над прилавком, похоже, стояли, как и на станции в Вента-де-Баньос. Времени перед встречей было еще достаточно, но его раздражали гул и дым, так что он расплатился и вышел на площадь.

Пройдя быстрым шагом, Энтони через несколько минут оказался перед дверьми музея Прадо, который только что открылся. Он показал билетерше документ, где именовался профессором и исследователем, и после консультаций и сомнений его впустили бесплатно. В это время года, тем более в обстановке насилия и неопределенности, в которых жил Мадрид, посетителей почти не было, и музей выглядел пустынным. В залах стоял арктический холод.

Безразличный ко всему, что не имеет отношения к воссоединению с обожаемым музеем, Энтони на мгновение задержался перед Il Furore, бронзовой статуей Карла V работы Леоне Леони. Одетый в римскую кирасу император сжимал в руке копье, а у его ног лежало побежденное и закованное в цепи олицетворение жестокости и дикости, засунувшее нос прямо в зад победителя, который по божественному приказу олицетворял и всеми средствами устанавливал на земле порядок.