Михаил Старицкий - Где колбаса и чара, там кончается свара

Г о р п и н а Ш п о р т у н и х а, молодая женщина, содержательница корчмы.

С т е п а н, пожилой крестьянин, проезжий.

П о т а п, его племянник, молодой парень.

Ш п о н ь к а, старосветский помещик; лыс.

Ш и л о, его сосед, из бывших управляющих.

Г а в р и л о, слуга Шпоньки.

А н д р и й, слуга Шило.

П р и с ь к а, работница у Горпины.

Просторная хата с перегородкой, очень чисто прибранная. Против зрителя — входная дверь, налево — широкие скамьи, в углу бочонок из-под водки и всевозможная питейная посуда; направо — вход за перегородку.

Г о р п и н а, одна.

Г о р п и н а (сидит у окна, шьет очипок и поет) .

Ох, правда, правда! Миновала воля девичья! Не опомнилась, как и замуж выдали… Не опомнюсь, видно, как и красоту мою, словно водою, смоет! Была вольной пташкой: день мой и ночь моя! Ни хлопот, ни забот: было кому обо мне заботиться. А теперь сама обо всем думай: за хозяйством присматривай, проезжих принимай да угождай им, чтобы мимо не проезжали; ими ведь мы и живем… Иной прилипнет, будто вар сапожный, а прогнать нельзя; вот и хитришь, и обхаживаешь его: дескать, пирог еще не готов, как спеку, так и поднесу. И смех, и грех! Особенно с панами, вроде Шило или Шпоньки… Уже и чубы у них поседели, а все: «Горпиночка, перепелочка, лебедушка!..» Обслюнявятся даже облизываясь… А я им — и «батюшки мои», и «голубчики», а сама напеваю про себя:

Еще, слава богу, муж у меня не ревнивый и доверяет мне; с другим набралась бы беды! А мой — не таков! Живем мы дружно. Да что же это нет его? Поехал за горилкой, да и пропал. Как бы не задержался, потому что на дворе такое творится… Ишь! (Смотрит в окно.) Света белого не видно, — такая метель! То-то беднякам сейчас плохо приходится. (Прислушивается.) Вот уже кого-то бог несет!

С т е п а н, П о т а п и Г о р п и н а.

С т е п а н (в кожухе и зипуне) . Помогай бог!

П о т а п (одет так же; топает ногами, отряхивает с кобеняка снег) . День добрый!

Г о р п и н а (кланяется) . Здравствуйте! Раздевайтесь!

С т е п а н (сбрасывает зипун) . Ну и холод же, черт побери, даже руки закоченели!

П о т а п. Мороз страшный, особенно как повернешь против ветра, — будто ножом режет! (Бьет рукой об руку.)

Г о р п и н а. А вы у печки обогрейтесь: только-только протопили.

С т е п а н. Дайте нам лучше чего-нибудь такого, для чего чарки делают!

П о т а п. Вот-вот! Печь — женщине мила, а бутылка — казаку!

Г о р п и н а. То-то и беда, что не осталось ни капли; я давно уже мужа поджидаю с горилкой… Сейчас должен приехать.

П о т а п. Эх, плохо дело!

С т е п а н. Погано, Тетяна! Так, выходит, и согреться не удастся?

Г о р п и н а. Я и рада бы, да вот видите… Постойте, я паляницу принесу да борща горяченького. (Выбегает.)

С т е п а н. Проворная молодица! Да и красива, — не сглазить бы! Счастье Панасу! Эх, мне бы такую!..

П о т а п. Ну, куда вам, дядя!

С т е п а н. Известно — куда! Уж мы-то знаем куда!

П о т а п. Ну да! Видит кот сало, да силы мало.

С т е п а н. Болтай! Еще, может быть, и тебя за пояс заткну, — даром, что сед. Меня на всех дорогах помнят: знаю, как подойти, побродил по свету!

П о т а п. А вам, дядя, никто поперек дороги не становился? Не задавали трепки?

С т е п а н. Мне? Чтобы со мною, да какая-нибудь оказия приключилась? Никогда! Я из воды и то сухим выйду!

П о т а п (подходит к поставцу и осматривает бутылки) А ну, посмотрим!

С т е п а н. И правда! Поклонись бутылочному богу, авось, хоть на чарочку пошлет нам.

П о т а п. Пожалуй, наберется остатков на донышках.

С т е п а н. Вот и хорошо. Ну-ка, дай сюда! (Весело подходит.)

П о т а п. Возьмите, только и мне оставьте половину.

С т е п а н. Тебе меньшую половину, потому — ты моложе.

П о т а п. И то правда!

С т е п а н (пьет из бутылки) . С богом! Не бойся, и тебе оставил.

П о т а п (смотрит) . Не больно-то много.

Г о р п и н а (вбегает) . Вот и паляница. А борщ я сейчас из печи вытащу.

С т е п а н. А мы здесь без вас малость похозяйничали.

Г о р п и н а (разливает борщ) . Да что вы? Как же это?

П о т а п. Посливали из бутылок остатков чарочки на две и воспользовались.

Г о р п и н а. Ну и хорошо!

С т е п а н. Значит, не сердитесь, краса моя?

Г о р п и н а. Нет! Садитесь же да закусите чем бог послал.

С т е п а н. От такого дела не отказываются.

Садятся, едят. Горпина берется за шитье. Несколько минут все молчат, затем начинается неторопливая беседа.

Г о р п и н а. Из города?

П о т а п. Ага!

Г о р п и н а. А с чем ездили?

П о т а п. С мукой.

Г о р п и н а. Почем?

С т е п а н. Три с полушкой.

Г о р п и н а. А мой — по четыре.

С т е п а н. Хорошо.

Едят.

Г о р п и н а. А свинина как?

П о т а п. Не очень-то.

Г о р п и н а. Филипповка?

С т е п а н. Ага!

Встают, крестятся и кланяются.

П о т а п. Ну, спасибо вам!

С т е п а н. Угостили, — теперь и в дорогу не страшно.

Г о р п и н а. Куда же вы? Еще отдохните.

С т е п а н. Э, нет, опоздаем.

П о т а п. Теперь, в филипповку, не успеешь оглянуться, как и ночь уже настанет.

С т е п а н. Разве поломается что, вот тогда и заночуем у вас, ясочка.

П о т а п. Вы, дядя, глядите, нарочно воз не поломайте.

Г о р п и н а. Еще что выдумаете!

С т е п а н. А что ж! Может быть, и у того пана, что мы повстречали, сани тоже нарочно поломались? Признавайтесь!

Г о р п и н а. Отстаньте! Какой еще там пан?

П о т а п. А из Чаплиевки, пан Шпонька.

Г о р п и н а. Неужели? А я как раз о нем вспоминала…

С т е п ан. Вишь как: у пана черт и люльку качает. Его небось, вспоминаете, а нет того, чтобы нашего брата вспомнить.

П о т а п. Еще чего захотели!

Г о р п и н а (шутливо) . Одного вспомнишь так, другого иначе.

С т е п а н. То-то же! Ну, прощайте! Что с нас следует!

Г о р п и н а. Да что дадите. Сена не брали?

С т е п а н. Нет. (Расплачивается.)