Вадим Пеунов - Последнее дело Коршуна

Теперь на ее глазах появились слезы. Они безудержно закапали на раскрашенного медведя.

— Мусенька… Ты знаешь мои нервы… А я был виноват… ну и… погорячился.

Он подошел к жене и попробовал обнять за плечи. Она брезгливо сбросила его тяжелые руки.

— Уйди…

— Мусенька, я тебе расскажу, как все было с этой Зиночкой. Все это случайно, и давно кончилось…

— Мне это неинтересно… Да и не в том дело…

— А в чем же?..

— Во всем твоем поведении за последнее время…

— Мусенька… ты должна простить меня… Слышишь… Ради нашей любви…

— У тебя ее никогда и не было. Я раньше была просто слепа.

Виталий стал на колени. Танечка со страхом подобрала ножки, прижавшись всем телом к матери, обхватила ручонками ее шею.

— Мама!..

Мария с ужасом поймала себя на том, что она опять поддерживает этот разговор при ребенке.

— Я тебе отвечу пото́м… А пока уйди отсюда.

Виталий Андреевич воспринял это как первый шаг к примирению:

— Спасибо, Мусенька… Я знал, что у тебя добрая душа… Я во всем виноват… Ты меня прости… хотя бы ради детей.

Он покрыл поцелуями ее руки и вышел из комнаты, сутулясь как старик. Цветной карандаш опять неровно заскользил по бумаге. «Какой же ты мелкий, подленький, трусливый… Как я могла этого не замечать? Что увидела в нем? И эта Зиночка тоже…»

На смену медведю пришел горный козел. Танечка хотела, чтобы он был раскрашен непременно зеленым.

«И ты еще смеешь обвинять меня! Иван Иванович… Он выше подозрений. У него благородная душа. Он умеет уважать женщину, любить детей».

У зеленого козла вырастали оранжевые рога.

Зиночка не получала ответа. Виталий Андреевич не приходил ни к магазину, ни на квартиру. Первые дни она ждала его, задерживалась при выходе с работы: может быть, подойдет? Никуда не выходила из дома. «Вдруг придет, а меня нет». Но постепенно она привыкла к мысли, что надеяться ей не на что.

Может быть, все так и пошло бы дальше, не стрясись с нею новая беда. Неожиданно арестовали директора магазина, где она работала. И теперь Зиночка не знала, как ей быть дальше. Временно исполняющий обязанности директора предупредил ее, что по штату машинистка не положена, а держать ее на ставке продавца-браковщика, как это делал Мирослав Стефанович, он не имеет права.

«Что же я теперь буду делать? Куда пойду?» Зиночка нагнала на себя страху черными думами о себе и судьбе будущего сына. «Послушалась Виталия… Ушла из Дома творчества».

Просить помощи было не у кого. Конечно, машинистка с ее квалификацией работу найдет. Но Зиночке казалось, что обязательно нужна протекция большого начальника. А где его, этого начальника, взять? Можно было сходить к Николаю Севастьяновичу. Но Зиночка уже давно начала избегать встречи с теми людьми, которые знают ее и Виталия. Особенно она стеснялась Мазурука, который после праздничного вечера больше всех имел право упрекнуть ее в чрезмерной привязанности к своему начальнику. «Все это произошло из-за Виталия!» После долгих колебаний она решила пойти в Дом народного творчества.

Ловить Виталия Андреевича на выходе ей не позволила маленькая женская гордость, которая вдруг проснулась в ней. Она решительно поднялась на второй этаж и остановилась у широких дверей, обитых белой клеенкой. Сердце, не то от нахлынувших чувств, не то от того, что быстро поднималась, усиленно стучало в груди.

Сколько раз она раньше бралась за дверную ручку и считала это самым обычным делом! А теперь ей показалось, что она открывает дверь в какой-то особенно близкий и родной уголок. Она постояла минутку, давая сердцу время успокоиться, и вошла в приемную.

— Вам кого? Приема сегодня нет, — предупредила Зиночку секретарь-машинистка.

— Мне нужно Виталия Андреевича.

— Вам же сказано, что приема нет, — настаивала секретарь-машинистка. — Кроме того, Виталия Андреевича нет, и… я должна уйти.

— Идите, — равнодушно согласилась Зиночка. — Я подожду.

— Но надо же запереть приемную.

— Никуда я не пойду. Мне Виталий Андреевич велел прийти к четырем часам, — соврала Зиночка. — Я до вас работала здесь.

— А… — выдохнула собеседница. Должно быть, она уже кое-что слышала о своей предшественнице. — Тогда вы посидите, а я через несколько минут вернусь.

Зиночка осталась одна. Вечер подкрался к окну на цыпочках и закрыл его призрачным покрывалом темноты. Но вот улица вспыхнула огнями, и уличный мрак исчез. Зиночка подошла к столу, за которым когда-то сидела, и заглянула в темноту. В окне маячил каштан. Он, обращая на себя внимание одиночеством и тоской, протягивал голые ветки к свету огромного дома и, казалось, молил о помощи, просил защитить его от наступающей студеной зимы.

Зиночка прижалась к стеклу, не отрывая взгляда от несчастного дерева. Вот с длинной унылой ветки сорвался последний, чудом державшийся листочек и закружился, опускаясь на землю. Она не видала, как он упал, но почувствовала, что там, внизу, налетевший порыв ветра подхватил его и потащил по мостовой.

Зиночка еще долго не отходила от окна. Вновь и вновь вспоминала последние события в своей жизни. «Одна со своим горем. Даже с мамой поссорилась! Как этот листочек… оторвалась от дерева…»

Слегка уладив семейную неурядицу, Виталий Андреевич поспешил на работу. Саженными шагами поднявшись на второй этаж, он хлопнул дверью в свой кабинет раньше, чем Зиночка успела что-нибудь сказать. Зиночка вошла вслед за ним. Виталий Андреевич с кем-то разговаривал по телефону. Увидев ее, он бросил в трубку резкое: «Позвоните позднее. Сейчас я занят!» — и поднялся ей навстречу.

— Зиночка! Зина…

Порывисто подошел к ней. Остановился. Проникновенно заглянул во влажные женские глаза. И медленно, как бы сдерживая себя, обнял Зиночку за плечи, крепко прижал к своей груди.

— Зиночка… как хорошо, что ты пришла. Я так соскучился… так истосковался, что не могу уже без тебя. Я вначале думал: ну — всё. А теперь вижу — не вынесу разлуки с тобой. Сегодня я приезжал к тебе… но не застал дома.

Виталий Андреевич мягко усадил Зиночку в кресло. Перегнувшись через стол, нажал кнопку звонка. В дверях появилась уже вернувшаяся секретарь-машинистка:

— Софья Марковна, вы можете быть свободны. Кабинет и приемную я закрою сам.

Софья Марковна наклонила голову в знак согласия и молча вышла, блеснув на Зиночку глазами, полными любопытства.

Зиночка сейчас была награждена за все муки и душевные терзания последних дней. Она торжествовала. «Любит». Когда за секретарем закрылась дверь, Зиночка поделилась с Дроботом своим горем.

— Виталий… Мирослава Стефановича арестовали…

Хотя Дробота подготовил к этому сообщению еще Николай Севастьянович, но все же слова Зиночки болезненно отозвались в нем. Его лоб покрылся холодной испариной. Он выругался: «Чёрт!»