Вадим Пеунов - Последнее дело Коршуна

Прежде всего он принялся за архив бывшего рымниковского гестапо и ежедневно просиживал за разбором документов, которые разоблачали гнусные дела изменников Родине. Но пока ничего путного для ведения следствия по делу Дубовой из вороха этих бумаг извлечь не мог.

Помня наставления полковника «проникать в духовный мир Дубовой», он еще и еще раз вызывал на открытый разговор Леонида Алексеевича. Однажды Наливайко показал ему копию дневника Нины Владимировны и Дробота.

Валуев «проглотил» этот документ и в тот же день попросил майора вечером зайти к нему. Майор застал его очень расстроенным.

— Если бы ты знал, Сергей Петрович, как эти записки разбередили мое сердце! Опять я Нину Владимировну вижу как живую. И опять пережил весь ужас ее потери и отчаяния от собственной бесхарактерности.

— Да. Может быть, став твоей женой, она и не погибла бы.

— Все не хватало смелости сказать ей о самом главном. Но она постоянно меня останавливала, откладывала разговор.

— Может быть, она кого-нибудь любила?

Валуев понурил голову. Его серые глаза потухли, и на лбу собрались складки.

— Я же тебе говорил, что в ней перегорала любовь к Дроботу. Я и ждал, надеялся, что со временем Нина ответит на мое чувство.

— А может быть, тут был виною другой, не Дробот? Говорят, к ней кто-то приезжал из Пылкова, — майор с надеждой ждал ответа.

— Приезжал? Не знаю. Нина последние полгода была со мною довольно откровенна. Бывал у нее Дробот. Однажды летом приезжал бывший сокурсник по институту. Он просил помочь найти для него работу.

— А этот сокурсник не мог быть твоим соперником?

Валуев мрачно усмехнулся.

— Нет. Ты просто не знаешь его. Нина дала ему довольно точную характеристику: «мразь сопливая». Она даже отказалась помочь ему найти работу. Нет. Она не могла заинтересоваться таким типом.

Все было ясно. Наливайко радовался, что еще раз подтвердились предположения относительно морального облика Нины Владимировны. «Письмо Крижача к ней — фальшивое. Его пытались подсунуть. Ради этого и совершили убийство агента. Сам он писать не мог. Это по существу был для него смертный приговор. Значит, почерк подделан. Но тогда его могли подделать и на телеграфном бланке и на предсмертной записке». Выводы были неприятные. Они грозили опять свести на нет все усилия чекистов, всю деятельность десятков людей, которые занимались делом Дубовой, помогали работникам органов.

Домой майор возвращался уже за полночь. Размышления приводили его все к тому же: верно ли его последнее предположение?

Улица Василия Стефаника длинная и темная. Газовые фонари освещают только номера домов.

Еще при повороте на эту улицу Сергей Петрович заметил впереди себя мужские фигуры. Они шли средним шагом, не приближаясь и не удаляясь. Чутье оперативного работника подсказало ему что-то недоброе. Пройдя несколько домов, он заметил и позади себя две фигуры. Один из идущих был детиной огромного роста.

В темноте и за поднятыми воротниками лиц идущих рассмотреть было невозможно.

«Ловушка!» — мелькнуло у него в голове.

Передние шли под руку, загораживая собой почти весь тротуар. Лучшим выходом из подобного положения было бы улизнуть в какую-нибудь подворотню. Но все было заперто.

За майором, должно быть, наблюдали так же внимательно, как и он. Расстояние между прохожими и им начало сокращаться.

Наливайко хотел выйти на дорогу, где было больше простора. Нападать первому было нельзя. «Если просто грабители, то один вид пистолета должен отрезвить их. А если не грабители?!»

Идущие впереди остановились. Один из них сделал два шага в сторону майора.

— Простите, — обратился он к Сергею Петровичу, — я не найду у вас спички прикурить?

Способ нападения был довольно старый; майор уже знал, что́ последует дальше. Но сделать он ничего не успел. На голову обрушился ошеломляющий удар. В глазах все поплыло, задвоилось. Огромным усилием воли собрал он все силы и, не дожидаясь, пока подоспеют идущие сзади, сильным крюком ударил в челюсть одного из бандитов, — ему даже показалось, что под его кулаком что-то хрустнуло. В то же время левая рука выхватила из кобуры пистолет.

Выстрела Сергей Петрович не слыхал, но по неуловимым признакам почувствовал, что бандит как-то осел. Майор выстрелил и инстинктивно нагнулся, уходя от повторного удара. Это спасло ему жизнь. Одна пуля тоненько пискнула возле левого уха, а вторая впилась в грудь.

Наливайко собрал последние силы и прыгнул за угол ближайшей подворотни. Раздалось еще несколько выстрелов, — должно быть, ему вслед. Он выбросил из-за угла руку и, не целясь, наугад выстрелил еще два раза. Дома́ вдруг встали вверх ногами. Серая мостовая и черное небо запрыгали в неестественной пляске. Майор чувствовал, что теряет сознание.

«Нельзя», — подсказало ему что-то внутри.

Он сполз по стене и рухнул на колени. Еще одно усилие воли! Выглянул из-за угла и выстрелил по двум темным фигурам. Они повернулись и побежали вдоль улицы.

Последнее, что Сергей Петрович заметил, — это двое лежащих людей на тротуаре против него. «В одного я стрелял, а второй почему валяется? От моего удара или от шальной пули?»

Очнулся майор в незнакомом помещении. Он лежал на кровати, оголенный до пояса, но в сапогах, и пожилая женщина перевязывала ему рану. В комнате находилось еще несколько человек, среди них двое милиционеров.

Вспомнив о тех, что остались на улице, Наливайко рванулся с места:

— Скорее! Дайте одеться! — но тут же осел. В глазах запрыгали светлячки.

— Не беспокойтесь, товарищ майор, — успокоил его милиционер-старшина. — Вы так и не дали ограбить этого человека.

— Какого? — не понял Сергей Петрович, заранее холодея от предчувствия недоброго.

— Да за которого заступились. Два грабителя успели скрыться, пока мы подоспели на выстрелы, а одного вы убили наповал. Того человека, которого грабили, бандиты порядком покалечили. Выбили зубы. Он еле поднялся с земли. Мы составили протокол, записали домашний адрес и телефон.

Майор опять рванулся с постели. «Ушел! Ушел бандит, который должен был раскрыть тайну!»

— Эх вы, старшина… — не мог удержать досады Наливайко. — Не милиционер, а… Никого я не спасал. И все четверо были диверсанты.

Оба милиционера застыли от неожиданности.

— Значит, я отпустил бандита? — ужаснулся старшина. — Вы, товарищ майор, подождите здесь. Сейчас подъедет скорая помощь и вас отвезут в больницу, а я побегу позвоню дежурному в отделение милиции. Может быть, и задержим того подбитого. Я его запомнил в лицо: глаза маленькие и зуб выбит.