Борис Соколов - Абхазская повесть

— Но, как врач…

— Вы не правы и как человек, и как советский врач. Но мы еще вернемся к этому разговору. Спокойной ночи!

Едва успел Чиверадзе закончить беседу с Шервашидзе, как в кабинет постучали.

— Войдите, — сказал Иван Александрович. В кабинет вошел Обловацкий. — Здравствуй еще раз, Сергей Яковлевич, — сказал Чиверадзе, — Иди, садись. Рассказывай подробно о встрече в «Рице», о пьянке. — Иван Акександрович засмеялся. — Имей ввиду, я в курсе, мне уже звонили.

— Ну, раз звонили, делать нечего, придется говорить правду, — улыбаясь, развел руками Обловацкий.

Он сел и, не торопясь, останавливаясь на деталях, рассказал о встрече с компанией Жирухина.

— Ты только подумай, какая сволочь! — не сдержался Чиверадзе, когда Обловацкий рассказал ему о разговоре. — Говоришь, нагло вели себя? — и в ответ на утвердительный кивок, спросил: — Так кто был? Михаил Михайлович — это Капитонов, из Москвы, знаю мало-мало, как говорят в Батуме. Интересная птица! Потом Василий Сергеевич — Тавокин, инженер Главэлектро, тоже гусь порядочный! Потом наш общий знакомый Александр Семенович Жирухин. А кто же четвертый?

— Он все больше молчал и пил вино, я так его и не «разговорил», — нахмурился Сергей Яковлевич.

— Смотри, какой неразговорчивый! — рассмеялся Чиверадзе и вызвал дежурного.

— Когда позвонит Леонов, пусть срочно зайдет ко мне, — сказал он вошедшему сотруднику. — Ну, а дальше? — снова обратился он к Обловацкому.

Сергей Яковлевич сказал о том, что у ресторана видел Пурцеладзе.

— Только его, а остальных?

— Других не видел, а были?

— Конечно, были. Дорогих гостей надо проводить домой, чтобы их кто-нибудь не обидел, — Чиверадзе немного помолчал и, улыбаясь, многозначительно добавил: — мне Василий Николаевич с Бахметьевым голову оторвут, если я не буду внимателен к гостям.

— Иван Александрович, — внезапно перебил Обловацкий. — Я хотел вам сказать… Тяжело ей. Мечется она. Помочь надо человеку.

— Это ты о ком? — спросил Чиверадзе.

— О Русановой, жене Дробышева, — пояснил Сергей Яковлевич.

Чиверадзе внимательно взглянул на него, как-то весь собрался, лицо его стало строгим, на лбу легла глубокая дорожка. Потом усталые глаза его потеплели. «Знает, — подумал Обловацкий, — ей-богу, знает». — И продолжал вслух:

— Помочь надо человеку! Ну, ошиблась, так что ж, добивать ее? Вот мы шли с нею, — заторопился он, — она мне все рассказала. Понимаете, все. И ведь чужому человеку! Думаете, легко ей было? Простить ее нужно, — волнуясь, говорил Обловацкий. — А если не простить, так сказать все прямо, не мучить неизвестностью и ожиданием. Неужели Федор не понимает этого? И вы тоже?

Иван Александрович, став очень серьезным, встал, обошел стол и, подойдя к удивленному Обловацкому, наклонился и обнял его за плечи.

— Ты прав, конечно, прав! Хорошо говорил, сердцем. Значит не зачерствел. Я рад, что не ошибся в тебе.

Конечно, решать должен сам Федор. Но и мы не можем, не должны оставаться в стороне. Грош нам цена, если мы, как обыватели, отвернемся от них в такую минуту! Я поговорю с ним. Будь спокоен, думаю, все устроиться.

Чиверадзе вернулся к своему креслу, сел, задумчиво побарабанил пальцами по столу, затем спохватился.

— Крепкого чая с лимоном хочешь? — спросил он. — После пьянки, раз уж ты в Сухуме пьянствовать начинаешь, помогает!

— С удовольствием! — повеселел Обловацкий.

— Ну, раз с удовольствием, пойди и скажи, чтоб принесли. Да пусть захватят поесть мне чего-нибудь. А то ты ужинал, а я ничего не ел, ждал тебя.

Когда Сергей Яковлевич возвращался из буфета, дежурный предупредил, что у Чиверадзе посетитель. Обловацкий постучал в дверь.

— Заходи, Сергей Яковлевич, — сказал Чиверадзе. — Оказывается, чай с лимоном нужен на троих. Познакомься с товарищем Леоновым.

Сидевший в кресле человек поднялся и протянул руку. Сергей Яковлевич шагнул к нему и увидел… четвертого из компании Жирухина.

— Что ты на него так смотришь, знакомый, что ли? — спросил, улыбаясь, Чиверадзе.

— Знакомый! — засмеялся Сергей Яковлевич.

— Ну, раз знакомый, давай разговаривать, — ответил Иван Александрович.

На картах эта дорога называлась Военно-Сухумской. В далеком прошлом по ней шли римские легионы. При появлении врага горцы, поспешно собрав свой нехитрый скарб, уходили тайными тропами к горным перевалам. Смельчаки, засев за камнями и огромными деревьями, отбивали медленно и осторожно двигавшиеся колонны римлян и, истратив последние стрелы, отступали в глубь гор. В отместку за сопротивление враги сжигали хранившие человеческое тепло дома, в которых, казалось еще, звучали голоса ушедших в горы и смех их детей. Кто знает, сколько трагедий разыгралось в далекие времена на этой дороге? Это было очень давно, и о тех событиях забыли уже прадеды прадедов. О прошлом свидетельствовали только огромные каменные плиты, которыми была выложена уходящая вверх дорога, да развалины когда-то грозных крепостей на окрестных вершинах.

Летом и осенью сотни туристов в широкополых соломенных шляпах, с рюкзаками за плечами, альпенштоками и просто с палками, вырезанными в пути, шли здесь к морю. Звенел смех, слышались громкие голоса. Сейчас на севере стояла зима, туристы готовились к сдаче экзаменов и зачетов, стояли у станков, трудились в лабораториях и лишь в свободные часы вспоминали о путешествиях, мечтали о новых походах.

Прохладный ветер ущелья обошел Ольгинскую, расположенную у самого предгорья в долине. Казалось, солнце отдавало весь свой жар этому селению. Единственная улица была пуста, обыденная скука и тишина господствовали здесь. Даже разморенные полуденным зноем собаки забились в тень кустарника и лежали там с вываленными розовыми языками. Изредка проходивший путник мог вызвать у них лишь ленивое любопытство. Нехотя подняв головы, они молча провожали его взглядами.

Усталый, потный и злой Сандро медленно шел по улице. Он неоднократно проезжал мимо Ольгинской, бывал здесь и знал местность.

Тут он должен был встретиться с неизвестным ему Микава.

За последними, кучно стоявшими строениями, дорога втягивалась в ущелье, резко вильнула вправо, и Сандро увидел в стороне одинокий дом. Видимо, здесь и было место встречи. Сандро оглянулся и убедился, что вокруг по-прежнему тихо и безлюдно. Узкой тропинкой он направился к дому, казавшемуся вымершим, обошел его кругом и постучал в одну из закрытых ставен. В окне показалась старуха в черном платке. Она вопросительно смотрела на Сандро.

— Микава дома? — спросил он по-грузински. Она закивала головой и махнула рукой. Сандро повторил вопрос. Старуха исчезла, и вместо нее показалась мужская голова.