Борис Соколов - Абхазская повесть

— Я вас перебью. Два вопроса: первый — кто это, приезжавшие с юга?

— Я, право, не помню имен.

— Тогда я позволю себе напомнить, с кем вы встречались. Один из них полковник Хартулари. Теперь вспомнили?

— Я не слышал такой фамилии. Возможно, я знал его под другим именем. Но если вы знали о двух-трех встречах, почему я не был тогда привлечен к ответственности, как другие?

— Ну, об этом мы будем говорить позже. И давайте договоримся, Капитонов, — вопросы здесь задаем мы! А кто этот Хартулари, вы знали?

— Если мы говорим об одном и том же лице.

— Конечно, о том же, — усмехнулся Березовский, — о том самом, с которым вас познакомил Шер. Вы знали Шера?

— Да, — упавшим голосом пробормотал Михаил Михайлович. Ему становилось не по себе. Если им были известны такие детали, о которых он и сам успел забыть, дело плохо.

— Так вы знали, кто это Хартулари? — настойчиво повторил Березовский.

— Какой-то инженер…

— И только?

— … представитель прогрессивных промышленных кругов.

Березовский и Бахметьеав засмеялись.

— Вы не лишены остроумия, Капитонов! С каких пор начальника деникинской разведки вы считали «прогрессивным промышленником»? Но довольно! — Березовский Открыл один из ящиков стола и протянул Капитонову фото. — Он?

На Михаила Михайловича с улыбкой смотрел бравый офицер со значком генерального штаба, с небольшими черными, тщательно постриженными усиками. Свешивающийся от тяжести аксельбанта погон, на котором чернел вензель Николая Второго, свидетельствовал, что его владелец — флигель-адъютант последнего царя.

— Он! — с трудом выдавил из себя Михаил Михайлович.

— Ну, видите, как хорошо. Вот мы и договорились! — с явной иронией сказал Березовский и спрятал карточку в стол. — Ну, а ротмистра Донина вы знали тоже? Он ведь чаще бывал в то время в Москве.

— Я видел его один раз у Щепкина, с которым был связан.

— По «тактическому центру»? — быстро перебил его Бахметьев.

— Нет, по работе в ВСНХ. («Боже мой, как много они знают», — беспомощно думал он). Люди, о которых вы говорите, были арестованы и понесли заслуженное наказание.

— Значит, вы понимаете, что они заслуживали смерти?

— Но их не расстреляли!

— Да, им заменили расстрел.

— Но я не был даже арестован.

Он сейчас упрекнул себя в том, что сказал глупость.

Березовский улыбнулся.

— Ну, на это были особые причины. Вы замечаете, Капитонов, что уже начинаете оправдываться?

И, точно отвечая на тайные мысли Михаила Михайловича, обратись к Бахметьеву, Березовский продолжал:

— Сколько лет прошло. Казалось, все забылось и травой поросло, ан — нет, кто-то помнил, хранил в своей памяти и встречи, и разговоры, и действия. Да, действия, — продолжал он, снова поворачиваясь к Капитонову, — потому что за словами всегда следуют и поступки. Вы захотите внушить нам мысль, что разговоры, мол, были, а действий не было. Так я вас понял? Вы направляли, координировали действия других, а это еще хуже, больше! Действие может быть случайным, несознательным, руководство же поступками других — всегда осмысленное.

Наступила короткая пауза. Березовский перелистал дело.

— Леонтьева вы знали? — спросил он немного погодя.

— Сергея Михайловича? Конечно! Это очень уважаемый человек.

— Его нужно было расстрелять! — бросил Бахметьев. — Советская власть заменила тому «уважаемому» человеку расстрел тюрьмой.

— Мы считали его жертвой судебной ошибки, — нерешительно пробормотал Капитонов.

— Кто это мы?

— Я говорю о той части технической интеллигенции, которая противопоставляла себя Советской власти.

— Вы находились среди этих людей?

— Тогда я еще не мог определить своего места, но, конечно, мои симпатии были с ними.

— А позже?

— Я не утверждаю, что стою на советской платформе, но я всегда был лоялен.

— И никогда не принимали участия в антисоветских группировках? — перебил Березовский.

— Конечно, никогда! — оскорблено воскликнул Михаил Михайлович. Но страх змейкой уже проник в сердце и знакомой мелкой дрожью рассыпался по всему телу. Где-то в подсознании все время, в такт пульсирующей крови, бился тот же вопрос: «Что они знают?» Эта мысль вторглась в его сознание и путала все остальные.

— Значит не принимали?

Капитонов зажмурил глаза и вдавил голову в плечи. Нет, молчать дальше нельзя. Здравый смысл требовал протестовать, возмущаться, хотя бы и без надежды выйти из этой игры. Но не поздно ли это после сделанных полу-признаний некоторых встреч. Какую-то часть его прошлого они знали. Знали, но не привлекли к ответственности, ну, хотя бы по «тактическому центру», видимо считая его незначительным участником организации. «Да, надо говорить, — решил он и сейчас же мысленно поправился: — Но только о прошлом. Быть может, признание облегчит судьбу».

Раздался телефонный звонок. Березовский взял трубку и долго слушал, изредка поддакивая своему собеседнику. Закончив разговор, он вновь обратился к Михаилу Михайловичу.

— Я смогу облегчить ваши колебания. Тавокин только что дал исчерпывающие показания!

«Бог мой, значит и он арестован», — с ужасом подумал Капитонов, чувствуя, как страх снова охватил его.

— Видите, он оказался умнее и дальновиднее вас и ваших единомышленников, — продолжал Березовский.

«И здесь вырвался вперед, спасает себя и топит остальных» — со злобой думал Капитонов. И, охваченный диким, животным страхом не опоздать, не потерять этого последнего права на снисхождение, на пощаду, он заговорил. Сидевшая у стены за столом маленькая тоненькая стенографистка, которую он не сразу заметил, с трудом поспевала за этой захлебывающейся исповедью. Беря папиросу за папиросой из лежащего на столе портсигара, он сознавался во всем. Почти во всем. Он цеплялся за крохотную, жалкую надежду, что кое-что о нем еще не известно.

Он кончил и попросил воды. Барезовскуй придвинул графин и стакан. Капитонов налил воды и выпил.

— Ну, а как сухумские дела? — улыбаясь спросил Березовский, когда тот напился.

— Какие сухумские? — растерянно пробормотал Капитонов. Он попытался сделать вид, что не понимает, о чем идет речь, но не выдержал и отвернулся.

— Слушайте, Капитонов. Но ведь это же наивно! Вы сознались, многое припомнили, даже с подробностями, и вдруг, оказывается, забыли об этом городе, куда ездили совсем недавно с тем же Тавокиным. Вы встретились там с инженером Жирухиным, были на квартире у Назима Эмир-оглу. Или, может быть, вы не ездили в Сухум? — с улыбкой спросил Березовский. — Ну, так как же, ездили или нет?

Не поднимая головы, Михаил Михайлович пробурчал:

— Ездил.

— Сколько вы получили от Кребса?

Капитонов изобразил удивление.

— Не от него непосредственно, — пояснил Березовский, — а от Эмир-оглу. Ведь мы знаем, что вы получили от него деньги за привезенные и переданные документы. Правда, мы приняли свои меры. Вы дали ему устарелые, да и не совсем верные данные. Такие, которые устраивали нас. Сколько же вам уплатили?