Эндрю Йорк - Координатор

Она провела рукой по лбу, сбросила шлепанцы и легла на кровать.

— Я совсем без сил. Ты можешь раздеться, если хочешь. — Она взглянула на него. — Только веди себя прилично. — Она закурила сигарету и выпустила дым в потолок. — Англичане в этом отношении ведут себя очень странно. На людях они сама чопорность и сдержанность, но стоит им оказаться с женщиной в постели, как они начинают вытворять всякие мерзости.

Уайлд лег рядом:

— Это потому, что они не видели тебя в работе.

Он протянул руку и выключил свет. Кончик ее сигареты рдел в темноте.

— Типично английское замечание. Ты профессиональный убийца, но считаешь, что если убиваю я, то в этом есть что-то неженственное. Просто смешно. В природе чаще всего убивают именно самки.

— Да, наверно, в этом есть какая-то логика.

Уайлд закрыл глаза. Ни одна постель в мире не казалась ему такой мягкой и уютной. В его теле ныл каждый мускул. Он почувствовал, что если не будет очень осторожен, то скоро заснет. При мысли, что он будет спать рядом с бодрствующей Ингер Морган-Браун, волосы у него встали дыбом.

— Может быть, расскажешь, как ты занялась этой профессией?

Ингер погасила сигарету, села и распустила волосы. Они блестели даже в темноте.

— Это длинная, к тому же не очень интересная история. Я родилась в семье, принадлежавшей к среднему классу. Мои родители не питали в отношении меня никаких иллюзий, но к четырем годам я уже прославилась своей необыкновенной памятью. Разумеется, в те годы я была не более чем… как вы это называете? Диковинкой. Я была отличным материалом для нацистской пропаганды. Однажды я сидела на коленях у Геринга, во время публичного приема, и он спросил меня, кто был фараоном в Египте в 1940 году до нашей эры. Я ему ответила, и все зааплодировали. — Она рассмеялась. — Конечно, все было подстроено. Меня предупредили, что он спросит о фараонах, и я выучила всю египетскую историю.

— А кто был фараоном в 1940 году до нашей эры?

— Сезострис Первый. Его имя произносят по-разному.

— И ты не сделала ни одной ошибки?

— Ошибок я не сделала, но были вопросы, на которые я не смогла ответить. — Она вытащила подушку из-под головы и положила ее себе на живот. — В тот же раз он спросил у меня, кто был императором Китая в 1940 году до нашей эры.

— И ты не смогла его вспомнить?

— Конечно, я смогла бы его вспомнить. Но никто точно не знает, кто тогда был императором в Китае. Я ему это объяснила. Китайская история вообще плохо документирована, а двадцатый век до Рождества Христова — один из самых темных периодов. Он приходится как раз между правлениями Хсия и Шанг.

— Я примерно так себе и представлял. А что было после господина Геринга?

— Благодаря мне родители неплохо жили всю войну. К сожалению, она быстро закончилась. Когда в Дрезден вошли русские, мне пришлось пережить очень необычный опыт. Одним из побочных свойств, сопутствующих гениальности, является то, что человек кажется на несколько лет старше, чем он есть на самом деле. Когда мне было восемь, я выглядела не меньше чем на двенадцать. В течение недели я делила дом с тридцатью казаками. — Она вздохнула. — Может быть, поэтому я теперь страдаю некоторым эмоциональным параличом. Я пыталась увлечься разными вещами — вечеринками, путешествиями, совокуплениями, — но без особого успеха. Мне нравится музыка, но она не расслабляет меня по-настоящему. Сейчас ты видишь меня в моей лучшей форме, Майкл. Я счастлива только те дни, когда путешествую по заданию отдела. А дома я или сплю, или работаю над книгой.

— Значит, теперь ты всеми фибрами своей души ненавидишь русских?

— Я никого не ненавижу, Майкл. На ненависть тратится слишком много энергии. Кроме того, изнасилование — одна из самых маловажных вещей, которая может случиться с женщиной. Иногда мне кажется, что я даже благодарна этим людям. За одну неделю я повзрослела с восьми лет… скажем так, до восемнадцати. Это сэкономило мне много времени. Вообще, юность — это очень неприятный опыт, как ты думаешь?

— Просто ужасный, — согласился Уайлд. — И ты воспользовалась первой же возможностью сбежать на Запад?

— Не говори чепухи. Это один из мифов, созданных англичанами и американцами, — будто бы все, кто живет к востоку от Вены, только и мечтают о том, как к вам уехать. К тому же в то время я чувствовала себя немного сбитой с толку. Дело в том, что я внезапно осиротела. Мой отец воевал на Восточном фронте, и я понятия не имею, что с ним там произошло. Мать попыталась защитить мою честь, и ее посадили на штык. А моя младшая сестра совершенно не интересовала моих обожателей. Поэтому они выгнали ее из дому.

— Она вернулась?

— Исчезла. Я стала жить с одной женщиной, у которой убили собственного ребенка. Эти люди были чрезвычайно великодушны, на свой манер. Когда я им надоела, они куда-то убрались и предоставили меня самой себе. Я обратилась к местным властям, и они взяли надо мной опеку. Однако к 1950 году я обнаружила, что они продолжают то, на чем остановился рейхсмаршал, — делают из меня образцовый экспонат, демонстрирующий возможности тоталитарный образовательной системы. И я решила уехать. В четырнадцать лет я выглядела на двадцать. Я нашла человека, который мной заинтересовался, и он переправил меня в Западный Берлин, а оттуда в саму Германию. Мне пришлось жить с ним некоторое время, но, оказавшись в Англии, я стала сама себе хозяйкой. К сожалению, скоро я поняла, что у Англии есть свои недостатки, так же как и у любой другой страны. Один из них заключался в том, что мне приходилось очень много работать, чтобы зарабатывать себе на жизнь. Я всегда считала, что люди с незаурядными интеллектуальными способностями должны находиться на содержании государства и получать что-то вроде пенсии, чтобы беспрепятственно заниматься своими исследованиями. Из-за работы у меня почти не оставалось времени ни на что другое, а жизнь очень коротка. Британское правительство хотело, чтобы я вернулась к учебе и стала физиком. Но какое удовольствие в том, чтобы делать бомбы, даже самые мощные и сложные? Бомбы убивают людей, а мне больше нравится сохранять людям жизнь.

Уайлд подумал, что самое пугающее в ней — это полное отсутствие чувства юмора. Однако вслух проговорил:

— Никогда бы об этом не догадался.

— Мне нравится их изучать, поскольку я работаю над сравнительным анализом различных типов человеческого интеллекта. Вот почему я согласилась работать на Гуннара. В то время он как раз решил расширить свой отдел за счет специальной команды, обеспечивающей эвакуацию агентов, и я со своим знанием языков и хорошей осведомленностью о жизни Европы, особенно Германии, как нельзя лучше подходила для этой роли. Он придумал выдать меня замуж за Кристофера, чтобы создать условия, максимально подходящие для нашей работы. Меня это вполне устраивало. Я работала всего пять-шесть раз в году, а платили мне достаточно, чтобы я могла вести такую жизнь, какую хочу. Кроме того, эта работа позволяла мне удовлетворять мою страсть к острым ощущениям, которую я никогда не могла в себе искоренить, и давала отличную возможность изучать поведение человеческой личности во время стресса.