Эндрю Йорк - Ликвидатор

Отель, где остановился Чарльз Вэйн, находился в южной части города. Здесь берег изгибался длинной, плоской дугой, предлагая желающим три мили уединенных пляжей и безопасного купания. Именно эти пляжи сделали Барбадос воплощением солнечного рая для всех людей на свете. Уайлд поставил машину на стоянку рядом с такими же «мини», сдававшимися отелем в аренду, и повесил бинокль на плечо. Было десять минут пятого.

Он прошел в бар — большую, круглую, утопленную на три ступени вниз от уровня вестибюля комнату. Сама стойка, тоже круглая, располагалась в центре, полки позади нее поднимались к люстре пирамидой сверкающих разноцветных жидкостей. Красные плюшевые стулья были расставлены по два, лицом друг к другу вдоль стены. Они создавали ощущение интимности, точно так же, как тихое гудение кондиционера. От резкого падения температуры пот на коже застыл, а дыхание превратилось в удовольствие. Губы и горло тоже жаждали комфорта и прохлады.

Уайлд облокотился о стойку из красного дерева.

— Смешайте мне «Гавану», Джимми.

— Одна «Гавана» на подходе, мистер Вэйн? Что вы делали сегодня, сэр?

Джимми был небольшого роста, светлокожий. Он умел небрежно приглядывать за своим баром и одновременно болтать, так что каждый посетитель оставался доволен. Он знал своих туристов и ожидал получить от Чарльза Вэйна на чай десять долларов. Его, однако, ожидало разочарование.

— Я ездил посмотреть на Кобблер. Мистер Хартман сегодня вечером везет меня туда на рыбалку.

Уайлд закурил сигарету и оглядел комнату. Он была пуста, если не считать мужчину и женщину в дальнем углу, склонивших головы друг к другу и потягивающих мартини. Женщина хихикнула. На руке у нее было платиновое обручальное кольцо, но ее спутник явно не был ее мужем. Ее акцент говорил о том, что она из Вест-Индии, но не с Барбадоса. У нее были худые ноги.

— Вы поймаете много рыбы там, на Кобблере, мистер Вэйн. — Джимми тщательно отмерил полторы унции бакарди. Мистер Вэйн был знатоком коктейлей.

— С нетерпением жду этого, — сказал Вэйн. — Принесите коктейль в комнату.

Бар был лицом отеля; вестибюль выглядел безликим, если не считать древние тростниковые стулья, которые годились скорее для рабочих с плантаций, чем для туристов. Отель был почти пуст, и Уайлд расположился на первом этаже. Спальня была просторной, тенистой. Он почти чувствовал, как расширяются зрачки после полуденного блеска солнца. Он посмотрел вниз на пляж при отеле. Прямо под ним загорали два бикини, белый цельный купальник и пестрые плавки. Они лежали рядком, а за ужином садились за один столик. Бикини были дочки. Младшей бикини было не совсем впору. Плохо сидящее бикини — идеальная вещь, чтобы занять мозги.

Уайлд включил радио и нашел программу с балладами. Потом разделся и принял душ. Сквозь жалюзи в ванной он наблюдал за великоватым бикини. Он задумался о Джоселин и шлепнул себя по бедру, чтобы вернуться к действительности. Размышлять об этой девочке, этой нимфетке с маленькими грудками, которые стали видны, когда она поднялась на колени и начала отряхивать песок с плоского животика, казалось неплохой идеей. Но не для того, чтобы она напоминала ему Джоселин. Мышцы на ее бердах напряглись, когда она встала на колени. У Джоселин были похожие бедра. А еще у нее были такие же прямые каштановые волосы до плеч. Только выражение лица у девочки было другое, она все время улыбалась.

Раздался стук в дверь, и вошел Джимми с коктейлем:

— Полторы унции бакарди, три четверти унции французского, три четверти унции итальянского, один лайм. — Он подождал.

Уайлд позволил холодной жидкости проскользнуть в горло и превратиться в огонь.

— Я еще сделаю из вас настоящего бармена, Джим.

— Портье просил меня передать, что вам звонила мисс Хартман, мистер Вэйн. Сразу после ленча. Она говорит, что приедет рано. В половине восьмого.

Уайлд кивнул.

— Вы отправитесь куда-то ужинать, мистер Вэйн? У нас будет черепаха.

Уайлд проглядел меню. Еще оно предлагало груши и авокадо. И кокосовое мороженое. Он не думал, что у Хартманов ему предложат что-нибудь равноценное, и вздохнул:

— Я поем в городе, Джимми.

Он выключил радио, встал у окна и начал смотреть на маленькое бикини. Девочка лежала на спине, подложив руки под голову и подняв одну ногу. Она лежала так слишком долго. На ее коричневом от солнца теле виднелась полоска обгоревшей розовой кожи. Бедняжку ждет бессонная ночь. Он допил бокал и тоже лег на спину на постели, уставившись в потолок. Потолок был белый и хорошо переносил превратности погоды.

Он думал о Хартмане. По его прикидкам Хартман весил около двухсот пятидесяти фунтов. У него была одышка, он двигался словно в задумчивости, реакции у него были тоже замедленные, но он все еще мог ударить по мячику для игры в гольф с невероятной силой. Было бы ошибкой играть в игрушки с Хартманом. Эти громадные руки могли крушить с медвежьей силой. Хартмана следовало уничтожить, быстро и тихо. Для этого требовалась только ненависть. Но не знание причины, хотя в случае с Хартманом было нетрудно догадаться.

А Хильда? Уайлд закурил и выпустил дым в потолок. Хильда осложняла дело. Она была слабым звеном в вооружении Хартмана и к тому же уступила Чарльзу Вэйну. Женщины, подобные Хильде Хартман, всегда уступали Чарльзам Вэйнам мира сего. Такова была схема — взращивание ненависти к себе, к своей работе, к стоящим над ним людям, которая на этот раз помогала ему заставить себя возненавидеть Хартмана. Возненавидеть достаточно, чтобы убить. Но ненависть больше не давалась ему легко. Возможно, потому, что это был Барбадос с его расслабляющей атмосферой. А скорее всего, просто потому, что десять лет — слишком долгий срок. Палачи должны быть очень молодыми, высокомерными и бесчувственными, осознающими только свое собственное бессмертие.

Уайлд лежал на спине абсолютно неподвижно более часа, пока не начало смеркаться. Потом встал и оделся. На нем был красный с серебром галстук и белый летний костюм. Посмотрев на себя в зеркало, он нахмурился. Чарльз Вэйн был одним из его творений, наименее достойных восхищения.

Он достал из гардероба дорожную сумку «Бритиш оверсиз эруэйз корпорейшн» и швырнул в нее майку с длинными рукавами, шорты и туфли на резиновой подошве. Положил наручный компас в карман шорт. Закурил сигарету и оглядел комнату. Одежда, которую он носил днем, беспорядочной кучей валялась в кресле. Чарльз Вэйн был неаккуратным типом. В полуоткрытом гардеробе висело три костюма; Чарльз Вэйн любил одеться. Его портмоне лежало на туалетном столике; в нем находились сто пятьдесят фунтов в дорожных чеках, членская карточка лондонского стриптиз-клуба и письмо от сестры из Бекенхэма; Чарльз Вэйн был доверчивым человеком, который собирался непременно вернуться в свою комнату завтра утром после рыбалки.