Джон Гришэм - Брокер

У него за плечом синьор что-то сказал сторожу, который тут же исчез.

Франческа сидела на самом краю скамейки, пытаясь всеми силами сохранять достоинство. Она прижимала платочек ко рту и уняла слезы. Синьор не знал, как ее зовут, но он, очевидно, не раз видел ее в храме Святого Луки. Они заговорили между собой по-итальянски, и Марко почти ничего не понял.

Ботинок она так и не сняла, и было решено оставить его на ноге, чтобы она не распухла. Синьор — его звали Колетта — знал, как оказывать первую помощь. Он осмотрел колени и руки Франчески. Ссадины и царапины, но крови не было.

— Растяжение, — сказала она. — Не думаю, что это перелом.

— Санитарную машину придется ждать целую вечность, — сказал Колетта. — Я сам отвезу вас в больницу.

Где-то рядом просигналила машина. Сторож подогнал ее как можно ближе.

— Я попробую дойти сама, — храбро сказала Франческа, пытаясь встать.

— Не надо, мы вам поможем, — сказал Марко.

Оба взяли ее под локти и медленно поставили на ноги. Она скривилась от боли, когда тяжесть тела пришлась на левую ногу.

— Она не сломана. Просто растяжение, — упрямо повторила она и настояла на том, что дойдет сама. Они практически доволокли ее до машины.

Синьор Колетта усадил их на заднее сиденье, так, чтобы ее нога оказалась на коленях Марко в приподнятом положении, а спина опиралась бы о левую заднюю дверцу. Когда пассажиры устроились, он сел за руль и включил передачу. Они двинулись задним ходом по проезду, обсаженному кустарником, и выехали на узкую асфальтированную дорожку. И вскоре уже катили по шоссе вниз, к Болонье.

Франческа надела темные очки. Марко заметил кровь на ее левом колене. Он взял у нее платок и приложил к окровавленному месту.

— Спасибо, — шепотом сказала она. — Жаль, что я испортила вам день.

— Да будет вам. — Он улыбнулся.

Если вдуматься, это был лучший день в обществе Франчески. Падение смирило ее, сделало человечнее. Пробудило, наверное, вопреки воле искренние эмоции. Сделало возможным искренний физический контакт, когда один человек хочет помочь другому. Как бы открыло ему доступ в ее жизнь. Что бы ни произошло дальше, в больнице, а потом у нее дома, он хотя бы зайдет туда на минутку. В трудную минуту он стал ей нужен, хотя она явно к этому не стремилась.

Придерживая ее ногу и рассеянно глядя в окно машины, Марко понял, как горячо он истосковался по настоящим человеческим отношениям.

Ему был нужен друг, любой друг.

У подножия горы она обратилась к синьору Колетте:

— Я бы предпочла, чтобы вы отвезли меня домой.

Он посмотрел в зеркало заднего вида.

— Мне кажется, вам нужно показаться доктору.

— Может быть, потом. Я немного отдохну и посмотрю, что будет. — Она приняла решение, спорить было бесполезно.

Марко хотел дать какой-то совет, но сдержался. Ему хотелось увидеть, где она живет.

— Ну что ж, — сказал синьор Колетта.

— Я живу на улице Минцони, неподалеку от вокзала.

Марко про себя улыбнулся, довольный, что знает эту улицу. Он представил ее на туристической карте, у северного края старого города, — приятный район, но с не очень высокой арендной платой. Он гулял там однажды. Именно там он нашел кофейный бар, открытый с раннего утра, — в этом месте улица выходила на площадь деи Мартири. Пока они мчались по периметру старого города, Марко разглядывал указатели с названиями улиц, отмечал перекрестки и в каждый момент точно знал, где они находятся.

Во время поездки никто не проронил ни слова. Ее нога по-прежнему лежала у него на коленях, ее стильный, но довольно поношенный ботинок немного испачкал его шерстяные брюки. Однако сейчас это его нисколько не беспокоило. Когда машина свернула на улицу Минцони, она сказала:

— Через два квартала с правой стороны. — И вскоре добавила: — Чуть-чуть вперед. Там есть место за зеленой «БМВ».

Они осторожно помогли ей подняться и выйти из машины на тротуар, там она на мгновение высвободилась и попробовала сделать шаг сама. Но лодыжка подвернулась, и они едва успели ее подхватить.

— Я живу на втором этаже, — выдавила она с трудом.

В доме оказалось восемь квартир. Марко внимательно наблюдал, когда она нажала кнопку рядом с табличкой, на которой значилось: «Джованни Ферро». Ответила ей женщина.

— Франческа, — сказала спутница Марко, и замок щелкнул. Они вошли в изрядно обшарпанный полутемный подъезд. Справа был лифт с открытой дверцей. Все трое едва в нем поместились. — Я себя вполне нормально чувствую, — сказала она, явно пытаясь избавиться и от Марко, и от синьора Колетты.

— Надо приложить лед, — сказал Марко, когда лифт пополз вверх.

Лифт с шумом остановился, неторопливо раздвинулись дверцы, и они вышли. Мужчины по-прежнему держали Франческу за локти. Квартира была в двух шагах от лифта, и, подведя ее к двери, синьор Колетта начал прощаться.

— Мне очень жаль, что так случилось, — сказал он. — Если придет счет из больницы, пожалуйста, позвоните мне.

— Зачем, вы и так были столь добры. Я вам очень признательна.

— Спасибо, — сказал Марко, не отпуская локоть Франчески.

Он нажал кнопку звонка, а синьор Колетта тем временем скрылся в кабинке лифта. Она высвободилась и сказала:

— Все в порядке, Марко. Отсюда я доберусь сама. Сегодня у нас дежурит моя мать.

Он надеялся, что его пригласят зайти, но навязываться не собирался. В том, что касалось его, он сделал все, что мог, и узнал гораздо больше, чем рассчитывал. Он улыбнулся, отпустил ее руку и готов был попрощаться, когда за ее дверью резко щелкнул замок. Она повернулась к двери и непроизвольно перенесла тяжесть тела на больную ногу. Лодыжка снова подвернулась, и она вскрикнула, потянувшись к нему в поисках опоры.

Дверь открылась в то мгновение, когда она потеряла сознание.

Мать Франчески, синьора Алтонелли, дама за семьдесят, совсем не говорившая по-английски, в первые минуты неразберихи подумала, что Марко каким-то образом виноват в том, что пострадала ее дочь. Его сбивчивый итальянский не помог, особенно в минуту волнения. Он донес Франческу до дивана, приподнял ее ногу и как можно более внятно сказал:

— Ghiaccio, ghiaccio. — Лед, принесите лед.

Мать неохотно ушла на кухню.

Когда она вернулась с мокрым полотенцем и пластиковым мешочком со льдом, Франческа пришла в себя.

— Вы потеряли сознание, — сказал Марко, склонившись над ней.

Она сжала его руку и испуганно огляделась.

— Chi ё? — подозрительно спросила мать. — Кто он такой?

— Un amico. — Друг.

Он провел по ее лицу влажным полотенцем, и она быстро пришла в себя. На самом стремительном итальянском, какой ему доводилось слышать, она рассказала матери о том, что произошло. От пулеметных очередей их разговора у него кружилась голова, он безуспешно пытался ухватиться хотя бы за единственное понятное слово, но вскоре махнул на это рукой. Внезапно синьора Алтонелли улыбнулась и одобрительно похлопала его по плечу. Добрый парень.