Н. Старжинский - Хозяин тайги

Ли-Фу поднял с земли большой булыжник и бросил на середину просеки. Ветки, устилавшие землю, затрещали, подломились под тяжелым камнем и вместе с ним рухнули куда-то вниз.

Миша увидел волчью яму, довольно глубокую, с отвесными стенами и заостренным колом.

— Худой люди тебе зла желай, — пояснил Ли-Фу, — его тебе ловушка готовь. Куда ни пойди, его тебе подстерегай. Шибко опасный твоя работа…

Беседа с дунганом продолжалась довольно долго. Миша поблагодарил его за предупреждение об опасности и рассказал о Насте. Ли-Фу был очень доволен, узнав, что девочка попала к ним и прижилась в отряде, и в знак благодарности поделился с Мишей своим открытием: он случайно напал на золотую россыпь. Ли-Фу подробно рассказал, как ее можно отыскать. Золото находилось не так уж далеко от лагеря. Дунган показал Мише кожаный мешочек, набитый золотым песком, и сказал, что если Миша хочет, то может намыть себе столько же.

Простившись с дунганом, Миша поспешил в лагерь, зная, что о нем беспокоятся. Но, к несчастью, у него разболелась нога, которую он сильно ушиб о корягу, когда бежал за Лаской.

Миша шел, прихрамывая и опираясь на палку. Вскоре он встретил Кандаурова и Петра. Оказалось, что они Добежали следом за ним, но отстали, потеряв из виду, и потом больше часа разыскивали его в тайге.

Землемер был сердит на Мишу за то, что он убежал, не дождавшись их. Увидев, что практикант хромает, Кандауров осмотрел его ногу и еще больше помрачнел.

— Завтра не пойдешь на работу, — сказал он. — Вот результат твоего легкомыслия!

Миша рассказал Кандаурову о встрече с Ли-Фу. Кандауров ничем не выразил своего отношения к рассказанному, как будто это его совершенно не касалось. А узнав о золотой россыпи, погрозил Мише пальцем.

— Никому ни слова! — приказал он. — Сам понимаешь: Фома все бросит и сейчас же побежит туда. И про Чалого своего забудет…

Миша пожал плечами.

— Следовало бы пойти в Мерзлую падь и проверить, что там за россыпь. Если что-нибудь значительное, заявили бы потом в породе…

— Ну так вот, — прервал его землемер, снова начиная хмуриться: — категорически запрещаю даже близко подходить к тому месту.

Когда Кандауров и Петр привели в лагерь прихрамывавшего практиканта, их встретил негодующий Панкрат. Он был без полушубка, в неподпоясанной кумачовой рубаке, с расстегнутым воротом и засученными рукавами. Видно, только что занимался земляной работой.

— Ну, что теперь делать будем? — крикнул Панкрат. — Сами с ним расправимся или пускай его в уезде народный суд судит? Эх, моя бы воля, я б показал этому Фоме! — Панкрат отбросил лопату, которую держал в руках, и погрозил в пространство кулаком. При этом на руке у него повыше локтя обозначились могучие мускулы, которым, видно, тесно было под засученным рукавом рубахи. Крупное, угловатое лицо Панкрата пылало от возмущения, зубы были стиснуты, на скулах выступили желваки.

— Ну-ну, — сказал землемер. — Чего ты раскипятился? Что случилось?

— Да ведь жестянки-то с мясом нашлись! Закапаны были, — Панкрат показал на то место, где недавно пылал костер. Теперь там зияла довольно глубокая яма. — В землю их, злодей, упрятал, — объяснил Панкрат, искоса посматривая сердитыми глазами то на Кандаурова, то на Петра, то на Мишу, словно проверяя, как отнесутся они к этой новости.

— Поглядите сами, — продолжал он, подводя их к ящику с консервами. — Трех жестянок с мясом не хватает. Мы на преснятине сидим кусок в горло не лезет, а он обжирается, ворюга, за нашей спиной.

— В самом деле, каков негодяй! — воскликнул Миша. — Мы его теперь проучим. Век будет помнить.

— Вот что, Миша, — сказал землемер, — иди и ложись, мы и без тебя обойдемся. И не спорь, пожалуйста, — добавил он строго. — Если сегодня не отлежишься, выйдешь из строя на неделю. А ты, — он повернулся к Панкрату, — объясни, где Фома и Настя, и вообще расскажи юсе по порядку.

— Я уж к нему давно приглядываюсь, — начал сердито Панкрат, резкими, сильными движениями ладони счищая с брюк приставшую к ним глину, — а нынче, когда вы ускакали за собакой, решил его проварить. Сказал Фоме, что покараулю лагерь, а он пусть идет в лес и соберет подходящего материала для починки телеги, а то и кузов, и оглобли, и ход — все как есть в ветхость пришло, побилось, потрескалось. Он ушел, Настю на подмогу взял, а я давай копать под костром. И вот откопал!

Землемер с сожалением покачал головой.

— Все-то ты испортил. Думаешь, я не видел, как он с костром колдует? Если этот хитрец задумает что прятать, так не станет мерзлую землю долбить, а выберет, где земля талая, мягкая, то есть именно под костром. Это все так, но надо было выждать, с поличным его поймать.

— Да, брат, поторопился ты! — крикнул Миша из палатки. — Он отопрется теперь. Так и знай…

— Не отопрется, — возразил Панкрат. — Увидит яму, испугается…

— А совесть у него давно нечиста, — вставил Петр. — Ох, нечиста!.. Я примечаю, — Петр вздохнул и с сожалением покачал головой, — как пропала у нас соль, человек просто спокойствия лишился: приуныл и работать стал спустя рукава, все у него недоварено, недожарено, в лагере не подметет, дров не заготовит. И все пугается, прислушивается. Ветка хрустнет, он уже сам не свой!

— Видишь, какой подлый человек! — сердито воскликнул Панкрат. Он был сбит с толку: хотел сделать как лучше, а им недовольны. — Такой плут этот Фома, и еще церемониться с ним!

— Да вот он сам идет, — проговорил землемер.

Вдали среди могучих сосен мелькали две фигуры. Фома нес на плечах тяжелую гладкую плаху. Настя волокла следом две очищенные от коры жерди.

— Ну, смотрите, — предупредил землемер, — не говорите лишнего.

Фома издали заметил: в лагере что-то неладно. Он сбросил тяжелую ношу и побежал что есть мочи к костру, смешно загребая воздух руками. Подбежав вплотную к яме и уставившись на ящик с консервами, Фома всплеснул руками и воскликнул:

— Чего это такое? Это откуда такое?

— Ах ты, разбойник! — закричал Панкрат и, рванувшись к Фоме, попытался ухватить его за шиворот. Но возчик отскочил и спрятался за землемера.

— Погоди, — сказал суровым голосом Кандауров и, положив тяжелую руку на плечо Саяпина, отодвинул его в сторону. — Драться я вам не позволю.

— А что же он подличает! — продолжал кричать Панкрат. — Такая тля! Украл, да еще притворяется.

— Кто украл? Я украл? — Бороденка Фомы обиженно затряслась. — А ты видел? Да я тебя за это к суду! Ты докажи! Ишь, какой! Не пойман — не вор. Знаешь?

— А костер зачем перекладывал?

— Да я его и перед тем раз пять перекладывал. Ветер меняется, вот я и перекладывал.

— У тебя самого ветер в голове, — оказал сердито Миша; он не выдержал и вышел из палатки. — Что это за дурацкие проделки? — Миша указал пальцем на яму.