Эрик Амблер - Путешествие внутрь страха

Его жена хохотнула:

— Вечно одно и то же. Стоит только завести речь о войне — он сразу принимается рассказывать про Брие. А ведь это было двадцать четыре года назад.

— И что? — возразил Матис. — С тех пор не так уж много изменилось. Если мы пока не знаем о подобных вещах, это не значит, что они не происходят. Когда я размышляю о войне, я вспоминаю Брие, зарево доменных печей и говорю себе: я простой человек, не стоит верить всему, что слышу. Я вижу французские газеты: на страницах пропуски в тех местах, где поработал цензор. Они мне что-то рассказывают, эти газеты. Рассказывают, что Франция вместе с Англией сражается против Гитлера и нацистов за свободу и демократию.

— А разве вы не верите? — спросил Грэхем.

— Я верю, что за это сражаются люди — французы и англичане. Тут есть разница. Я вспоминаю Брие и думаю. Те же газеты когда-то заявляли, что немцы не добывают руду в Брие и все идет как надо. Я инвалид, ранен на прошлой войне; в нынешней биться не обязан. Но думать я могу.

Мадам Матис снова рассмеялась:

— Когда он вернется во Францию, посмотрит на все иначе. Мой муж болтает глупости, месье, но вы не обращайте внимания. Он добропорядочный француз. Награжден военным крестом.

Матис подмигнул:

— Кусочек серебра на груди за кусочек стали внутри. Мне кажется, воевать должны женщины: у них больше ярого патриотизма, чем у мужчин.

— А вы что думаете, мистер Куветли? — осведомился Грэхем.

— Я? Ах, что вы! — Мистер Куветли виновато развел руками. — Я, знаете, храню нейтралитет. Ничего не знаю, мнения не имею. Я продаю табак. Занимаюсь экспортом. С меня довольно.

Француз поднял брови:

— Табак? Правда? Я устраивал много грузовых перевозок для табачных компаний. На кого вы работаете?

— На Пазара из Стамбула.

— Пазар? — Матис казался слегка озадаченным. — Что-то я…

Но мистер Куветли перебил его:

— Ах! Глядите! Вот и Греция!

Они поглядели. На горизонте в самом деле показалась Греция, похожая на низкую облачную гряду. Золотистая линия Макрониси рядом с ней медленно сокращалась, пока корабль прокладывал путь через пролив Зеа.

— Чудесный день! — восторгался мистер Куветли. — Восхитительный! — Он шумно вздохнул. — С нетерпением предвкушаю поездку в Афины. В Пирей мы прибудем в два часа.

— Вы с мадам сойдете на берег? — спросил Грэхем у Матиса.

— Пожалуй, нет. Слишком мало времени. — Матис поднял воротник пальто и поежился. — Не спорю, день чудесный, но холодный.

— Если бы не стоял и не разговаривал так долго — не замерз бы. И шарф ты не взял, — упрекнула его жена.

— Ладно-ладно! — сердито откликнулся Матис. — Пойдем вниз. Извините нас, пожалуйста.

— Я, наверно, тоже пойду, — сказал мистер Куветли. — А вы спуститесь, мистер Грэхем?

— Побуду тут еще немного.

Мистера Куветли и так скоро будет предостаточно.

— Значит, до двух часов.

— Да.

Когда они ушли, Грэхем поглядел на часы: полдвенадцатого. Он решил обойти шлюпочную палубу десять раз, а потом спуститься выпить. Ночной сон повлиял на него благотворно. Во-первых, рука перестала ныть; удавалось даже немного согнуть пальцы, не испытывая боли. А главное — исчезло чувство, будто он попал в кошмар. Грэхем был бодр и весел. Казалось, от вчерашнего дня его отделяли годы. Конечно, о случившемся напоминала забинтованная рука, но рана больше не обладала никаким особым значением. Вчера она составляла часть чего-то пугающего; сегодня это была царапина на тыльной стороне ладони — царапина, которая заживет через несколько дней. А тем временем Грэхем ехал домой, к своей работе. Что же касается мадемуазель Жозетты — по счастью, он сохранил достаточно здравого смысла и ничего по-настоящему опрометчивого не сделал. В то, что он вчера, пусть даже всего на секунду, хотел ее поцеловать, сегодня даже верилось с трудом. Впрочем, имелись смягчающие обстоятельства: он тогда устал и был сбит с толку, а Жозетте, хоть ее цели и выглядели весьма прозрачными, в очаровании не откажешь.

Грэхем закончил четвертый круг, когда на палубе появился предмет его размышлений. Вместо мехов она надела пальто из верблюжьей шерсти, вместо шерстяного шарфа повязала вокруг головы зеленый хлопковый, обулась в спортивные туфли на пробковой платформе — и сейчас ждала, когда Грэхем подойдет поближе.

Он улыбнулся и кивнул:

— Доброе утро.

Жозетта подняла брови:

— Доброе утро? И это все, что вы хотите сказать?

— А что нужно еще? — удивился Грэхем.

— Вы меня разочаровали. Я полагала, что англичане встают ни свет ни заря и съедают знаменитый английский завтрак. Я поднялась в десять, а вас нигде нет, и стюарды говорят, что вы до сих пор в каюте.

— Увы, здесь на корабле английских завтраков не подают. Пришлось обойтись кофе. Я выпил его в кровати.

Жозетта нахмурилась с показной строгостью:

— И вы даже не спросите, почему я хотела вас увидеть сразу, как выбралась из постели?

— Извините, я не принял ваши слова всерьез. Так почему вы хотели со мной увидеться?

— Так-то лучше. Не совсем хорошо, но лучше. Вы днем отправитесь в Афины?

— Да.

— Я собиралась попросить, чтобы вы взяли меня с собой.

— Понятно. Я…

— Но уже слишком поздно.

— Мне очень жаль, — ответил обрадованный Грэхем. — Я был бы счастлив вас взять.

Она пожала плечами:

— Слишком поздно. Маленький турок, мистер Куветли, уже пригласил меня, и я — faut de mieux [34] За неимением лучшего (фр.). — согласилась. Он мне не очень нравится, но хорошо знает Афины. С ним будет интересно.

— Полагаю, да.

— Он интересный человек.

— Безусловно.

— Конечно, я могла бы попробовать убедить его…

— К несчастью, тут есть одна трудность. Вчера вечером мистер Куветли попросился сопровождать меня, потому что никогда раньше не бывал в Афинах.

Произнося эти слова, Грэхем получил большое удовольствие. Но Жозетта смешалась всего на мгновение, после чего расхохоталась:

— А вы, оказывается, ничуть и не вежливы. Не прервали меня, хотя знали, что говорю неправду. Вы злой. — Она снова засмеялась. — Но вышло забавно.

— Мне правда жаль.

— Вы так добры. Я только пыталась держаться по-приятельски. Вообще-то мне все равно, ехать в Афины или нет.

— Уверен, мистер Куветли будет счастлив, если вы к нам присоединитесь. И я, конечно, тоже. Вы наверняка знаете Афины намного лучше, чем я.

Ее глаза внезапно сузились.

— Что вы имеете в виду?

Грэхем не имел в виду ничего особенного. Он миролюбиво улыбнулся и произнес:

— Я подумал, что вы, вероятно, танцевали здесь.

Жозетта мрачно уставилась на него; улыбка на губах Грэхема поблекла.

— По-моему, вы не такой уж хороший, каким казались, — медленно проронила Жозетта. — По-моему, вы совсем меня не понимаете.