Эрик Амблер - Путешествие внутрь страха

— О чем это вы здесь разговаривали? Наверно, про что-то важное — раз готовы беседовать об этом под дождем.

— Обсуждали политику.

— Нет-нет! — быстро возразил Матис. — Не политику, а экономику! Политика — только следствие, а мы говорили о причинах. Впрочем, вы правы: дождь зарядил скверный. Если вы меня извините — я пойду погляжу, как там жена. — Он подмигнул Грэхему. — Если она узнает, что я вел пропаганду — ночью не уснет.

Улыбнувшись и кивнув, Матис отошел. Жозетта проводила его взглядом:

— Он очень милый. И зачем только женился на такой женщине?

— Он к ней привязан.

— Как вы ко мне?

— Вероятно, не так. Может, зайдем в салон?

— Нет. Я вышла проветриться. На другой стороне будет не так мокро.

Они отправились к другому борту. Уже стемнело, на палубе зажегся свет. Жозетта взяла Грэхема за руку.

— Вы сознаете, что мы с вами сегодня не виделись по-настоящему? Нет! Конечно, не сознаете. Развлекаетесь себе беседами о политике и думать забыли, что я за вас тревожусь.

— Тревожитесь? О чем?

— О том человеке, который хочет вас убить, олух вы эдакий! Вы так и не сказали мне, что собираетесь делать в Генуе.

Грэхем пожал плечами:

— Я последовал вашему совету и выкинул это из головы.

— А к британскому консулу пойдете?

— Да. — Пришло время откровенно лгать. — Сразу отправлюсь прямо к нему. Потом мне нужно будет увидеться по делам с парой людей. Поезд отходит только в два часа пополудни — скорее всего успею. На поезде мы и встретимся.

Жозетта вздохнула:

— Вечно дела! Но мы же пообедаем вместе, да?

— Боюсь, не получится. Если увидимся днем — я скорее всего не успею на деловое свидание. Лучше нам встретиться в поезде.

Жозетта, повернув голову, быстро взглянула на него:

— Вы говорите, потому что так оно и есть? Не потому, что передумали?

— Жозетта, дорогая! — Грэхем открыл рот, чтобы вновь объяснить, как занят делами, но вовремя остановился. Чересчур горячо оправдываться не стоило.

Она сжала его руку:

— Я не хотела вас сердить, chéri. Просто желала быть уверенной. Если вам так удобней — встретимся на поезде. Мы выпьем вместе в Турине. Поезд приедет туда в четыре и остановится на полчаса, чтобы забрать вагоны из Милана. В Турине есть замечательные места. После корабля там будет чудесно.

— Великолепно. А Хозе?

— А Хозе как хочет. Пусть пьет один. После того как он грубо вел себя с вами утром, мне нет до него дела. Расскажите про письма, которые вы собирались написать. Вы их закончили?

— Закончу вечером.

— И потом — никакой работы?

— Потом — никакой работы. — Грэхем почувствовал, что больше лгать не может, и сказал: — Вы тут озябнете. Зайдем в салон?

Жозетта остановилась и отпустила его локоть, чтобы Грэхем поцеловал ее. Когда она прижалась к нему, он ощутил, что спина у нее напряжена. Оторвавшись от его губ, Жозетта со смехом произнесла:

— Я теперь постараюсь запомнить, что надо заказывать «виски с содовой», а не «виски-содовую». Это ведь очень важно, правда?

— Очень.

Жозетта сжала его руку:

— Вы такой милый. Вы очень мне нравитесь, chéri.

Они зашагали обратно к салону. Грэхем был рад, что свет на палубе тусклый.

Мёллера долго ждать не пришлось. Он имел привычку сразу после еды вставать и уходить к себе в каюту; за ужином, однако, первым из-за стола поднялся Банат — очевидно, по уговору. Монолог «Халлера» продолжался, пока за Банатом не последовали Беронелли. Когда немецкий агент заканчивал сравнительное описание шумеро-вавилонских богослужений и ритуалов некоторых земледельческих культов Месопотамии, в его голосе слышался триумф.

— Вы должны признать, мистер Грэхем, — добавил Мёллер, понизив голос, — что я превосходно выучил такой большой кусок. Безусловно, кое-где я ошибся и многое пропустил; пожалуй, автор не узнал бы свою книгу в моем пересказе. Но для непосвященного, полагаю, звучало весьма убедительно.

— Не стоило утруждаться. Вы могли бы говорить хоть по-китайски — Беронелли вас все равно не слушали.

Мёллер казался уязвленным.

— Я говорил не для Беронелли, а для собственного удовольствия. Как глупо считать, будто память в старости слабеет! Подумали бы вы, что мне шестьдесят шесть лет?

— Ваш возраст меня не интересует.

— Да-да, разумеется. Как насчет потолковать наедине? Предлагаю вместе прогуляться по палубе. Погода ненастная, но немного дождя нам не повредит.

— Мое пальто — вон там, на стуле.

— Тогда встретимся через несколько минут на верхней палубе.

Когда Мёллер поднялся на шлюпочную палубу, Грэхем ждал его возле верхней ступеньки трапа. Они укрылись от ветра за одной из спасательных шлюпок, и Мёллер сразу перешел к делу:

— Насколько я понимаю, вы виделись с мистером Куветли.

— Виделся, — мрачно ответил Грэхем.

— И как?

— Я решил последовать вашему совету.

— По предложению Куветли?

Грэхем понял, что будет не так просто, как он рассчитывал.

— По собственному почину. Куветли меня не впечатлил. Честно говоря, я удивлен. Трудно поверить, что турецкое правительство доверило подобную работу такому болвану.

— А почему вы считаете его болваном?

— Он, кажется, полагает, будто вы меня старались подкупить и я настроен принять деньги. Угрожал доложить обо мне британским властям. Когда я намекнул, что, возможно, моей жизни угрожает опасность, он, похоже, решил, будто я пытаюсь его обхитрить. Если это вы называете сообразительностью — мне вас жаль.

— Вероятно, он не привык иметь дело с английским чувством собственного достоинства, — ядовито отозвался Мёллер. — Когда вы с ним виделись?

— Вечером. Вскоре после нашего с вами разговора.

— Он упоминал меня по имени?

— Да. Предостерегал меня против вас.

— И что вы ему ответили?

— Сказал, что сообщу о его поведении полковнику Хаки. Его это, по-моему, не взволновало. Но если я раньше и ждал от Куветли защиты — теперь я ему не доверяю. Да и не вижу причин рисковать жизнью ради людей, которые обращаются со мной словно с преступником.

Грэхем помолчал. В темноте он не видел лица Мёллера, но догадался, что немец доволен.

— И вы решили принять мое предложение?

— Да, решил. Но перед тем как согласиться, — продолжил Грэхем, — я бы хотел прояснить некоторые вопросы.

— Какие?

— Во-первых, насчет этого Куветли. Он, как я упоминал, болван, но все же его придется как-то убрать со сцены.

— Можете не беспокоиться. — Грэхем уловил в низком, бархатном голосе едва заметную нотку презрения. — Куветли хлопот не доставит. От него мы легко отделаемся в Генуе. Следующее, что он о вас услышит — что вы слегли с тифом. И опровергнуть вас ему не удастся.

Грэхем ощутил облегчение: его и впрямь держали за дурака. Он произнес с сомнением: