Лен Дейтон - Вчерашний шпион

— Вниз, вниз, вниз, — надрывался Шемпион. Машина начала падать с высоты дорожной насыпи. Послышался леденящий душу грохот тяжелого удара и протестующий визг искореженного металла. Линия горизонта опрокинулась, и мы полетели вверх тормашками в сумасшедшем, искаженном до неузнаваемости мире. «Мерседес» все продолжал переворачиваться, швырял нас, как комки сырого белья в сушилке. Колеса крутились в воздухе, раздавался вой мотора. Шофера выбросило через лобовое стекло. Оно разлетелось на мельчайшие осколки, искрящиеся в солнечном свете и осыпавшиеся на него, как конфетти. На мгновение колеса коснулись земли, но затем машина снова начала переворачиваться, и теперь в разбитые окна попадали ветви хвойных деревьев, комья земли и дерна вместе с травой. Оказавшись вверх дном, «мерседес» замедлил падение, качнулся из стороны в сторону и замер, издав стон, крыша внизу, колеса в воздухе, напоминая всем видом дохлого черного жука.

Если я ожидал, что вокруг нас тотчас же соберутся толпы спасительных самаритян, то меня ждало жестокое разочарование. Никто не поспешил нам на помощь. Мы оказались под густой тенью деревьев, и внутри изуродованного автомобиля было темно. С огромным трудом я выбрался из-под окровавленного, обмякшего Шемпиона. Заплакал Билли. Вокруг все еще ни души, так никто и не появился. Я слышал, как по шоссе с шумом проносились мимо нас машины и осознал, что мы находились вне пределов видимости.

Я попытался открыть дверь, но машина была настолько покорежена, что ее заклинило. Я повернулся на спину и сомкнул руки над головой. Затем, напрягшись изо всех сил, пнул дверцу обеими ногами. Послышался звук осыпающегося стекла, и она открылась. Я выбрался наружу. И подхватив Билли подмышки, вытащил и его тоже.

Если у меня и были какие-то сомнения относительно тех двух мотоциклистов, которые нас обстреляли, то они рассеялись при виде прошитого пулями тела нашего шофера. Он был мертв и весь покрыт капельками ярко-красной крови с прилипшими к ним крошечными, как блестки на вечернем платье, осколками стекла.

— Папа умер, — всхлипывал Билли.

Я на ощупь отыскал свои очки, водрузил их на нос, затем захватил безжизненную руку Шемпиона и выволок его из машины. «Мерседес» представлял собой груду металла. Я почувствовал запах бензина и отчетливо услышал, как он струйками вытекает из бензобака.

— Беги вон туда, подальше, Билли, и ложись лицом вниз.

Шемпион не подавал признаков жизни.

— Стив, — прошептал я, — не валяй дурака, Стив.

Промелькнувшая идиотская мысль, что, может быть, Шемпион притворяется, служила мне единственным утешением. Я засунул палец ему в рот и обнаружил, что его зубные протезы застряли в горле. Я опрокинул его лицом вниз и постучал по пояснице. Билли уставился на меня широко открытыми глазами. В горле Шемпиона раздалось какое-то бульканье. Я снова постукал его по спине и потряс. Его вырвало. Я перевернул его на живот и применил систему искусственного дыхания, о которой давно уже не пишут даже в брошюрах по оказанию первой помощи. Вскорости я почувствовал содрогание его тела и изменил ритм, чтобы он совпал с его затрудненными вдохом и выдохом.

— Что с Билли? — Я едва узнал его голос, искаженный из-за отсутствия протезов.

— С ним все в порядке, Стив.

— Уведи его подальше от машины.

— Говорю же тебе, с ним все в порядке.

Шемпион закрыл глаза, и я должен был нагнуться к нему очень близко, чтобы расслышать, что он говорит.

— Не посылай его на дорогу, чтобы остановить машину, — пробормотал он. — Эти французы переедут любого, лишь бы не опоздать на обед.

— Не беспокойся за него, Стив.

Губы его дрогнули, и я снова склонился к нему.

— Я ведь обещал тебе, что все будет как в старые добрые времена, так, Чарли?!

— И не спрашивайте меня, как объясняет все это медицина, — говорил врач. Он закончил перевязывать порез на моей руке. — Давайте просто скажем, что для мсье Шемпиона не настало время покинуть этот мир.

— Но насколько серьезно его состояние?

— Для большинства людей потребовалось бы пару месяцев, чтобы оклематься. И мало кто вообще смог бы выйти живым и невредимым из такой заварухи. А если бы все же выжил, то оказался в реанимации, а он сидит в постели и требует виски. Но полицейские не смогут с ним побеседовать до следующей недели. Я так им и сказал со всей определенностью.

— Но я уверен, что он перестал дышать, — озабоченно объяснял я ему. — Я подумал, что он мертв.

— Сила воли, — прозвучал ответ врача. — Я сплошь и рядом сталкиваюсь с подобными случаями в своей практике. Если бы у него было подавленное состояние духа, то скорее всего он бы умер. Но, вероятно, он еще не все выполнил, что задумал в своей жизни, и не мог уйти просто так.

— Наверное, вы правы, — согласился я с философскими рассуждениями француза.

— Вы спасли ему жизнь, — продолжал врач. — Я сказал ему об этом. И вам и ему повезло, что вас задело только чуть-чуть. Вы спасли его. Из-за этих проклятых протезов он бы точно задохнулся. Между прочим, он был бы не первым и не единственным, такое случалось уже не раз. Да-да-да! В случае вынужденной посадки в самолетах экипаж, кстати, предупреждает пассажиров, чтобы они вынимали вставные челюсти, вот так-то!

— Мы очень давно знаем друг друга, — сказал я ему.

— Сегодня вечером его лучше не беспокоить, — предупредил врач. — Что ж, будем надеяться, что когда-нибудь он сможет оказать вам такую же услугу.

— Это уже было, — лаконично отозвался я.

Врач кивнул. Он многое повидал в своей жизни.

— Вот болеутоляющие таблетки. Он скоро уснет. Я дал ему солидную дозу снотворного, а то, знаете ли, мужчина он крупный, и нрав беспокойный. И в ближайшие несколько дней я буду накачивать его успокоительными и снотворными средствами. Да, и я думаю, нам не стоит помещать его в клинику.

— А как мальчик?

— Все, что ему требуется — это хорошо выспаться. У детей удивительная способность восстанавливать силы и здоровье. Не хочется мне впихивать в него сильнодействующие лекарства. Я бы порекомендовал немного теплого вина, добавить туда побольше сахара. Самое лучшее лекарство, которое дарит нам сама природа, — виноградная лоза. Намного полезнее, чем все таблетки и порошки.

— Спасибо, доктор.

— Не стоит благодарностей. Я рад оказаться полезным. Знаете, они оба мне очень симпатичны. А мальчик унаследовал обаяние своего отца, правда ведь?

— О да, совершенно верно.

— Мне пришлось пообещать ему, что вы непременно зайдете пожелать ему спокойной ночи. Я объяснил, что его отец спит. Не думаю, что он встревожен, но…

— Я зайду к нему прямо сейчас.

Я старался не шуметь, пробираясь на цыпочках в его комнату. Но мои старания оказались совершенно напрасными.