Пьер Немур - Ваше здоровье, Господин генерал!

Погруженный в размышление, несколько минут Осман Загари ехал наугад, незаметно приближаясь к центру. На подступах к президентскому дворцу присутствие армии становилось все более явственным. Он поравнялся с двумя моторизованными патрулями, проявившими к нему видимый интерес. Выехав на берег Голубого Нила, он проследовал вдоль длинной колонны танков и грузовиков с беспорядочно мелькавшими опознавательными знаками 7-й бригады и 3-го полка.

У почтамта были установлены рогатки, выставлена охрана с примкнутыми к стволам штыками. У заграждения, открывавшего узкий проход, Осман Загари увидел знакомого майора. Поразмыслив, он решил направиться во дворец, чтобы узнать, какие распоряжения были отданы его зятем. Когда он притормозил, чтобы проехать в проход, майор заметил его и поспешно поднес к губам свисток; солдаты тут же взяли автомобиль на прицел.

Капитан инстинктивно повторил маневр, совершенный у французского посольства, резко вывернул вправо и нажал на газ. Позади прозвучало три или четыре выстрела. Сердце резко забилось, он свернул в первую улицу налево, объезжая президентский дворец с юга, проехал несколько сотен метров по прямой, повернул направо, потом снова налево и еще раз налево, поравнявшись с университетом.

Вполне возможно, что за ним началась погоня, но его машина уже затерялась среди множества военных «джипов». Он понял это, выехав на мост через Нил, по которому рядом проходили шоссе и железная дорога. Расположенный здесь моторизованный патруль был к нему совершенно безразличен.

Через несколько секунд капитан Осман Загари уже ехал по Северному Хартуму. Он задержался на минуту у одной из редких телефонных будок на небольшой площади, которую поливал дорожный рабочий, пытаясь сбить пыль, поднятую играющими детьми.

Он быстро набрал номер виллы, подождал с видимой тревогой несколько секунд и наконец произнес по-английски:

— Лейла… У меня такое впечатление, что все сорвалось. Не теряй ни минуты. Укройся во французском посольстве. Подступы к нему охраняются. Будь осторожна. Как только представится возможность, я или Мурад свяжемся с тобой.

Он повесил трубку, не дожидаясь расспросов, снова сел в «джип» и направился в несравненно более живописный и восточный город, нежели Хартум, застроенный в английском стиле, который он только что покинул. Он точно знал, откуда в полной безопасности сможет следить за развитием событий.

Ни один мускул не дрогнул на лице генерала Салах Эддин Мурада. Сидящий рядом полковник Идрисси не решался нарушить глубокое молчание. Очевидно, в столь торжественный момент своей жизни генералу было необходимо собраться с мыслями.

Танки 7-й бригады находились на подступах к президентскому дворцу, служившему некогда резиденцией генерал-губернатора Судана. В те времена длинная и широкая набережная, обсаженная благородными пальмами, называлась проспектом фельдмаршала Китченера. Но генералу Мураду не пришлось полюбоваться восхитительным видом, командирский «джип» уже въезжал в ограду дворца. За караульным постом ему салютовала парадная рота.

Машина остановилась. Генерал в сопровождении двух полковников совершил обход своей гвардии, а затем быстро и решительно вошел во дворец. Караул, застывший в торжественном приветствии, образовал живую изгородь по обеим сторонам лестницы. Когда генерал поднялся на площадку второго этажа, во внутреннем дворе зазвучал военный марш. Мурад подошел к окну. По разным сторонам от музыкальной команды — здесь были и духовые, и ударные — выстроился батальон в ожидании традиционного обхода.

Два лейтенанта исполняли функции привратников у президентского кабинета. Они церемонно распахнули обе створки двери, и, несмотря на исключительное самообладание, генерал Салах Эддин Мурад замер на мгновение на пороге. Великолепный зал был обшит панелями из ценных пород дерева. За большим президентским креслом — два перекрещенных суданских флага. И раньше генерал нередко посещал этот зал, но сегодня он входил сюда как хозяин. Он направился к письменному столу, обошел его, устроился в кресле, украдкой погладил потемневшее от времени дерево. Полковники Шукейри и Идрисси застыли по обе стороны от него, словно верные адъютанты.

Во внутреннем дворе за спиной генерала по-прежнему играли марш. Он прикрыл на мгновение глаза, подумав о том, что очень скоро народ Хартума и всей страны устроит ему единодушную овацию. При этом он почувствовал что-то вроде легкого головокружения.

Он достал из нагрудного кармана две отпечатанные на машинке страницы и обратился к Идрисси.

— Я хотел бы, чтобы это заявление было немедленно передано по радио и опубликовано, — сказал генерал.

Полковник принужденно улыбнулся.

— Мне кажется, господин генерал, что с заявлением можно немного подождать. Разве у нас нет более неотложного дела?

Генерал Салах Эддин Мурад поднял глаза на склонившегося к нему офицера. Их взгляды встретились. Он подумал: «Ах… вот в чем дело. Господа ожидают расплаты наличными. Я в их власти… Но я ведь вовсе и не собираюсь уклоняться».

— Хорошо, — сказал он громко. — Вы правы. Воззвание может подождать.

Генерал притянул к себе президентский блокнот, снял с ручки колпачок, и его рука быстро забегала справа налево, выводя арабскую вязь. Ему не требовалось обращаться к записям. Все имена были на памяти, и решения были хорошо обдуманы.

Сначала на чистом листе бумаги появились имена членов военной директории, или «хунты», как говорят на международном жаргоне. За Шукейри и Идрисси следовали все старшие офицеры, принимавшие участие в заговоре. Затем шел список низших чинов, которым активная поддержка государственного переворота принесла немедленное продвижение по службе, потом несколько высокопоставленных гражданских чиновников, призывавшихся на ключевые посты. Наконец, полдюжины хартумских банкиров и бизнесменов, предназначавшихся на роль советников нового правительства.

Здесь были все, с кем в течение шести последних месяцев генерал Салах Эддин Мурад терпеливо готовился к захвату власти.

В самом конце списка членов хунты значился подполковник Осман Загари, назначавшийся заместителем министра иностранных дел и поверенным в делах по «реализации наших договоров о финансах и сотрудничестве с правительством Франции».

Минут десять генерал писал в тишине, которую нарушали только звуки военного марша. Он подписал обе только что исписанные страницы и протянул их генералу Идрисси. «Удовлетворены?» — невозмутимо спросил он.

— Более, нежели я способен выразить, господин генерал, — ответил полковник. — Что же касается воззвания… может быть, вам угодно записать его лично? Техники с радио ожидают в соседнем зале.