Марк Эгарт - Бухта Туманов. Повесть

Юра проснулся и зябко поежился. Одежда на нем пропиталась влагой; влажной была земля и трава, на которой он лежал; влагой был полон воздух, которым он дышал. Туман непроницаемой белой стеной стоял вокруг. Где-то справа и слева журчала вода. Лишь этот чуть приглушенный и мелодичный звук нарушал тишину.

Юра сел, вытер рукавом лицо, позвал:

— Ми-тя!

Но сам едва расслышал собственный голос, так тускло он прозвучал в густом и вязком, как вата, тумане.

— Ми-тя-а-а! Где ты-ы-ы?..

И опять живой звук голоса погас, поглощенный туманом. Что за диво?

Юра с трудом поднялся на ноги и, раздвигая высокие стебли полыни, похожие на зеленые свечи, собрался было отправиться на поиски товарища, когда обнаружил, что тот жив-живехонек и находится почти рядом, скрытый той же завесой тумана. Обрадованный, Юра принялся тормошить его, но Митя не просыпался. Лишь после энергичной встряски он продрал глаза, зевнул, потянулся и произнес сонным, казавшимся от этого безмятежным голосом:

— Чего раскричался?

Впрочем, через минуту он уже позабыл о сне и начал внимательно оглядываться.

Туман медленно редел. Сейчас он походил на белый дым, клубившийся понизу. А вверху светлело, голубело небо. Вскоре можно было различить мохнатые горбы сопок. Еще несколько минут — и совсем прояснилось. Стал виден берег — полукружье бухты, стиснутой подступавшими к самой воде сопками, а дальше, в просвете между ними, за выходом из бухты, открылась бескрайняя синяя гладь, ярко и словно празднично горевшая под солнцем,- океан! Теперь Юра знал, что такое океан!

Он не мог оторвать взгляд от водной шири. Новое чувство переполняло душу. И Юра знал: кем ни станет он в будущем, куда ни закинет его судьба, всегда будет звучать в его душе этот голос, похожий на зов, неумолчный и сильный зов океана…

Юра вздохнул и последовал за товарищем, пробиравшимся сквозь высокую полынь к ближней сопке. Он не успел сделать и несколько шагов, как оступился в невидимый среди густых зарослей ручей. Промокнув до коленей, он выбрался на сухое место и снова начал продираться сквозь эту необычайно рослую полынь, в которой иногда скрывался с головой.

Жесткие стебли хлестали его по лицу, цеплялись за ноги и руки. Ручьи и ручейки-невидимки журчали и напевали со всех сторон. Земля казалась пропитанной холодной водой, как губка. Спасибо, солнце поднялось и пригрело его, не то бы Юра совсем закоченел.

Через несколько минут они с Митей уже стояли на вершине прибрежной сопки. Отсюда далеко был виден океан, зигзагообразная линия прибоя и бухта, в которой волей случая они очутились. Сейчас, при свете дня, бухта походила на синюю подкову, врезанную в зеленое подножие сопок. Слева, при выходе из бухты, поднималась почти отвесно черная скала.

Между тем туман снова начал играть с ними в прятки. Сопку, на которой стояли друзья, затянуло словно молоком. Ее вершина, казалась, отделилась вместе с ними и поплыла, подобно маленькому островку. Справа, слева тоже плыли по белой реке тумана зеленые, рыжие островки — будто здесь возник некий архипелаг.

Внезапно — откуда ни возьмись, как вчера,- в ясном небе показалось облачко. Оно непостижимо быстро обратилось в тучу, из которой хлынул дождь. Некоторое время мальчики стояли мокрые, продрогшие, как и полагается потерпевшим кораблекрушение.

Потом Митя смастерил подобие шалашика среди зарослей.

Тучу пронесло, туман растаял, и опять сделалось светло, тепло и даже жарко. Спустившись по течению ручья, ребята вышли к бухте. Здесь они сбросили с себя одежду- вернее, жалкое подобие того, что было вчера одеждой,- и, развесив ее на прибрежных кустах сушиться, растянулись на гальке возле воды.

Они сильно проголодались, но ни пищи, ни оружия, ни силков или хотя бы удочек у них не имелось; не было и огня, чтобы приготовить пищу, если бы даже она нашлась; не было компаса, чтобы определиться. Короче говоря, они находились в положении робинзонов.

Митя молчал и думал о чем-то. Немного полежав, он принялся мастерить удочку: разодрал на узкие полоски свою и без того изодранную рубашку, крючок согнул из булавки, которой, к счастью, была заколота прореха на брюках, и, выломав в прибрежных кустах длинную, гибкую лозину, нашел удобное местечко над ручьем и уселся в позе заправского рыболова. Поплавком ему служил кусочек коры, а наживкой — земляные черви, накопанные в тени росшего на берегу маньчжурского орешника.

Опять Юра почувствовал себя новичком, неучем, как в первые дни. Он тоже смастерил из лозы удочку, а вместо крючка, по совету Мити, использовал изогнутую колючку.

Пока он возился с удочкой, Митя успел поймать одну за другой две жирные красноперки. Очевидно, в этих местах рыба была непуганая, если ловилась на такую снасть.

Жара усиливалась. Голод мучил их все больше. Как быть? Огня нет; трута, зажигательного стекла тоже нет. Тут никакой Робинзон ничего не придумает. Митя перочинным ножиком, уцелевшим в Юрином кармане, выпотрошил и очистил от чешуи красноперок и повесил вялиться на солнце. Затем отыскал на берегу обломки кремня и попытался высечь из них искры. Попытка не удалась, но Митя не унывал. Оставив Юру с удочками на берегу ручья, он отправился на южный склон сопки. Здесь его поиски увенчались успехом: он нашел дикий виноград.

Ягоды были мелкие, незрелые — они скоро набили оскомину, но все же несколько ослабили голод. Юра растянулся в тени, устало закрыл глаза.

Купальницы с большими оранжевыми цветами, похожими на подсолнечники, и огненно-красные «кровохлебки», которых было особенно много, покрывали склон сопки. А в низине росла густая темно-зеленая, с серебристым отливом полынь. Сверху казалось, что внизу колышется озеро, до краев налитое зеленой водой и обрамленное белыми берегами — то выступали известковые отложения.

Солнце палило беспощадно. Сквозь полуприкрытые веки Юра ощущал горячую синеву неба. Ему вдруг вспомнилось, что в Москве время сейчас близится к вечеру, улицы полны народа, а в парках гремит музыка…Неужели он был в Москве еще совсем недавно? Он встал и, посмотрев по сторонам, обнаружил, что Мити нет.

Юра долго искал товарища, пока не разглядел наконец крохотную фигурку на самой вершине сопки. Когда Юра добрался до вершины, Митя уже готовился двинуться дальше. Оказывается, он намеревался подняться на высокую черную скалу, которая господствовала над бухтой, чтобы определить их местонахождение.

В этом и заключалась часть Митиного плана.

Однако плану не суждено было осуществиться. Снова из низины, где колыхалось зеленое озеро полыни, пополз туман, растекаясь, как дым, между сопок, и снова товарищи оказались на островке, окруженном белыми волнами, скрывшими и сопки, и море, и небо. На этот раз туман был не сырой и прохладный, как утром, а горячий и душный, как в бане или прачечной. Пот выступал на теле, дышать становилось трудно. Но оставалось лишь ждать, пока эта «чертова кухня» перестанет дымить.