Александр Логачев - Капитан госбезопасности. Ленинград-39

Какие ящики имеет в виду командир, было понятно без переспроса – два больших ящика ЗИП, расположенных у основания башни, ближе к заднему краю.

– А теперь давайте ближе, Егор!

Командир стоял, поставив одну ногу на капот, другой уперся в низ свободного от стекла оконного проема. Встречный ветер ерошил волосы командира и трепал вокруг его ног серые брюки, хлопала на ветру рубаха.

«Эмка» прибавила. Капот машины поравнялся с передней частью башни. Там находились близко одна от другой две скобы, соединяющие основание башни и крыло.

Расстояние между машинами разных габаритов и назначений сокращалось. Егор пытался прижаться к танку как можно ближе. И как только это ему удалось, командир прыгнул.

Живот и колени ударились о броню и проехали по ней. Руки вцепились в скобы.

А над улицей Стачек заморосило. Худосочный ноябрьский дождь окроплял выкрашенную в защитный цвет броню. Встречный ветер помогал брюкам и рубашке быстрее промокнуть.

Командир опустился на колени. Переместил ладони, потом колени – вперед, ближе к лобовой броне, на десяток сантиметров, потом еще на десяток, еще. Так он добрался до люка стрелка-радиста. Под ним на лобовом щитке располагался точно по центру танка смотровой люк, а левее, ближе к крылу – пулемет (дуло этого пулемета капитан сейчас уже видел).

Пробираться дальше не было никакой нужды. И было опасно – мог заметить водитель. Извините, поправился капитан, механик-водитель. Показываться ему на глаза раньше времени в планы Шепелева не входило. Зато в его планы входило оторвать руки от надежного троса и проползти по люку стрелка-радиста к центру танка, под пушечный ствол. Люк представлял собой хоть какой-то нарост на броне, за него можно было цепляться. От него можно было оттолкнуться затем ногой и, проехав по броне, привстать и ухватиться за мокрый, гладкий и скользкий ствол пушки семьдесят шестого калибра.

И снова командир стоял на коленях, но на этот раз уже держась за ствол. Отрывая от него поочередно руки, он стирал с исцарапанных тросом ладоней кровь, вытирая их о брюки. Потом капитан нагнулся вперед и взглянул на крышку смотрового люка. Финский шпион продолжал движение с открытым забралом – щиток был по-прежнему поднят. Он или беспечный очень, или отчаянный. Но потом Шепелев решил, что, скорее всего, чересчур расчетливый. Зачем усложнять себе жизнь, если опасности пока не видно. Он думает – захлопнуться всегда успеет. А вот мы его и удивим. Кстати, можно, при желании, остроумно пошутить, постучав по щитку и попросив разрешения войти.

Любопытно наблюдать знакомую улицу Стачек с высоты танковой башни, смотрится совсем по-другому. На встречной полосе машины останавливались, из них выходили люди и смотрели вслед (не ему, капитану Шепелеву, не будем впадать в величие, а танку, конечно). На их полосе транспорт стоял вдоль тротуара до самых Нарвских ворот, до которых оставалось совсем немного. Или милиция оперативно постаралась, или сами водители, которые сигналили едущим впереди фарами, заставляя обернуться назад.

Капитан достал из кармана ТТ. Шепелев уже освоился на броне, потому, освобождая руки, отпустил пушечный ствол. И пора было отпускать, более того – пришла пора решаться на то, ради чего он затеял эту акробатику. О, нет, с акробатикой еще не покончено. Как раз сейчас и начнется все самое интересное, повезет зрителям. Даже если у капитана не выйдет задуманный трюк, он должен впечататься в память почтенной публике. Все, довольно вступлений, капитан, приступай.

Шепелев еще раз взглянул вниз и…

– Ну ты свинья! – воскликнул капитан, зная, что сейчас его уже никто не услышит через грохот и броню. Уж точно не услышит, потому что крышка смотрового люка на глазах капитана захлопнулась, лишая последнего, хоть и непролазного для человека доступа в танк.

– Ну это ж никуда не годится! Так нельзя! – Командир взмахнул руками, в одной из которых был пистолет и опустил их на колени. – Так мы не договаривались! Ладно!

Шепелев выдернул рубаху из брюк, сунул пистолет за пояс, рванул рубаху, отрывая пуговицы, и быстро стащил ее с себя. Ветер и дождь стали покрывать влагой тело, а также множественные рубцы и шрамы на нем.

В остановившемся на встречной полосе автобусе пассажиры прильнули к окнам. Сыпались высказывания:

– Учения.

– Во мужик дает!

– Циркачи, наверное.

– Не, агитируют. Новые формы ищут.

– Да киношники это, чего вы! Видите, машина его сопровождает! Во! Там камера.

Снятой рубахой капитан накрыл прибор наблюдения, расположенный выше и левее смотрового люка, на самом верху лобового щитка.

– Дьявольщина! – Навроцкий отодвинулся от прибора наблюдения и снова прильнул к нему. Темнота. Что такое? Залепила грязь? Что-то набросили? Но кто? Что-то испортилось? Вести машину вслепую было невозможно. Граф толкнул крышку смотрового люка.

Шепелев увидел, как пополз вверх щиток. Вот то-то же, подумал он. Потом повернулся спиной, еще раз взглянул вниз, выверяя свою позицию. Если бы он был верующим, то перекрестился бы. Но он не перекрестился перед тем, как начал смещать свой центр тяжести к лобовой броне.

– Что он делает, товарищи! – Инженер Тихонов высунулся из идущий вровень с передними катками танка «эмки». – Не получится!

– Убьется! – проскрежетал Егор и зачем-то нажал на гудок.

Под гудок, выданный Егором, командир соскользнул вниз, на спине и головой вперед по покатой лобовой броне. Его ноги с обеих сторон сжали боковые стенки смотрового люка. Это задержало скольжение. Задержало на миг. Как и рассчитал командир. Ему и нужен был всего один миг и всего один выстрел. Когда левая рука беспомощно сползала по броне, его вытянутая, напряженная правая рука сжимала пистолет.

Палец давил на курок. До выстрела оставалось последнее легкое нажатие…

Мокрый, подсвеченный электрическими фонарями асфальт закрыло от Навроцкого нечто темное и неразборчивое. Понять, что произошло, понять, что перед ним – на это у Навроцкого ушло мгновение…

Командир знал, что он их увидит – блеснувшие в глубине люка глаза, в центре смотровой щели, где же им еще было быть! Задержав свое скольжение на миг усилием превращенных в тиски ног, обратив тело на тот же миг в безжизненный кусок брони, устремленный пистолетным стволом внутрь танка, он забыл о том, что есть еще где-то время и какое-то пространство. Остался замерший миг и одна прямая линия – от глаз до глаз. Капитан вдавил курок. Направляя пулю туда, где должна находиться переносица врага…

…Конструктор думал о том, что произойдет, если танк не остановят до аэродрома. Должны остановить, убеждал он себя, наши с Кировского подскажут, как это сделать. Лучше всего гранату в радиатор, или туда же огнеметом. Хоть и дизель, а не бензиновый двигатель, но должен вспыхнуть. Котин вдруг вспомнил, как год назад на подмосковном полигоне во время государственных испытаний новых машин товарищу Сталину показали преимущества солярки перед бензином. Кто-то (кажется, это был Павлов [25], сейчас Котин не мог вспомнить точно) поставил два ведра, одно с бензином, другое с соляркой.