Александр Логачев - Капитан госбезопасности. Ленинград-39

Опустили горящий факел в бензин. Понятное дело, полыхнуло. В солярке факел потух. «Наши танки гореть не должны», – сказал Сталин. И после…

Котина вырвал из воспоминаний хлопок и вопль «майора». Конструктор посмотрел вправо от себя. Голова «майора» запрокинулась назад, тело конвульсивно задергалось, по подбородку покатилась слюна. Руки отпустили рычаги и механик-водитель завалился набок. «Что с ним?» – изумился Котин…

…Ноги соскользнули с боковых стенок смотрового люка. Командира повело по броне вниз, под танк. Из разжатых пальцев вылетел ТТ. Теперь все зависело от правильности расчета и от того, не подведут ли мышцы. Капитан по броневому листу лобовой части перекатился вправо. Одновременно выбрасывая в сторону крыла руки и ногу. И справа, и слева на переднем броневом листе, немного смещаясь (спасибо конструкторам) к центру, тянулись тросы. Капитан рассчитывал зацепиться за правый трос. Но нога его проскочила мимо. Перед глазами в невозможной близи оказались монотонно выползающие из-под крыла железные пластины гусениц. И в этот момент ладонь почувствовала касание троса. Пальцы ухватили толстую металлическую «косу»…

– Чего, инструктор?! Чего?!

Инженер Тихонов понимал, что шофер ждет от него совета. «Эмка» обогнала танк шла перед ним в пяти метрах. И они оба – Тихонов в окно, шофер в зеркало заднего вида – видели командира, повисшего на лобовой броне, ухватившегося руками за трос и сползающему по нему вниз. Ноги зашли под танк. Но под гусеницу не попали, вздохнул Тихонов, это главное. Там, где трос прижимало плотно к краю бронелиста, командиру удалось задержаться. Он уже не скользил, но и сделать ничего не мог. Он висел на лобовой броне, а его ноги, оказавшиеся под поднятым над землей танковым передом, обдирало об асфальт.

– Ах ты, твою мать! – Егор надавил на газ, резко уходя вправо. Потому что впереди, прямо по ходу движения танка, находилась сейчас опора Нарвских триумфальных ворот…

Когда конструктор осознал, что псих в форме майора мертв, то не смог сдержать радостного первобытного вопля. Теперь с танком, его танком, ничего не случится, ничего не грозит случайным людям, никто не угонит самолет. Котин слез с кресла радиста, пробрался к мертвому «майору». Как бы освободить руки, подумал конструктор. Ножом? Перетереть обо что-то? Он еще раньше пытался высвободиться, шевеля руками, но этот сумасшедший связал его надежно. Черт с ними с руками, после. Он попытался столкнуть «майора» с кресла механика, но помешал стационарный огнетушитель, в который упиралось тело убитого. Кое-как разместившись на освободившемся краю кресла механика, Котин бросил взгляд в смотровой люк, охнул и, поспешно вытянув ногу, нажал на педаль тормоза…

Когда нога конструктора вдавила педаль тормоза, Шепелев отпустил трос. Потому что до опоры Нарвских ворот оставались считанные метры. Капитана накрыла, как крышкой гроба, наехавшая броня.

Танк, от сработавших тормозов потерявший силу движения, стукнулся о правую боковину арки триумфальных ворот и оставил на них лишь небольшую вмятину.

– Жив, – вслух констатировал капитан, – пока жив. Только ползти далеко.

Ему, чтобы выбраться из-под танка, требовалось проползти под всем днищем. Спереди этому мешали триумфальные ворота.

Капитана тормошили за плечо. Он подскочил, сел на диване, потряс головой, стал протирать глаза.

– На, хлебни горячего, – продравшему глаза Шепелеву протягивал чай в стакане с подстаканником старший майор Нетунаев Степан Георгиевич.

– За этим и разбудил, да? – подражая Омари Гвазава, с грузинским акцентом спросил капитан и взял предлагаемый чай.

– Доложил, – отрапортовал Дед. Он сидел на стуле, пододвинутом им к дивану, и в его руке тоже был стакан с чаем.

– Кому? – капитан повертел головой в разные стороны, разминая шею.

– Где же твоя хваленая догадливость? – усмехнулся Дед.

– Потом покажу, – зевая, пообещал капитан.

– Товарищу Берия из кабинета комиссара госбезопасности третьего ранга.

– Ты докладывал самому Берия? – без особого изумления спросил Шепелев.

– Да. Никто другой не рискнул. Потому кто его знает, как могло повернуться. Только с одной стороны мы герои, а со всех других – ротозеи и бестолочи. Прошляпили шпиона, дали ему добраться до секретного конструктора, до секретного танка. Еще немного и вражеский план удался бы. Тут как посмотреть… Ну а кому охота попасть под гнев товарища Берия? Никому. Товарищ Жданов сказал, мол, вы – чекисты, вам и докладывать. Товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга связался с Москвой и передал трубку мне. Сказав перед этим в телефон, что я, дескать, самостоятельно руководил операцией, начсостав мною проинформирован не был, начсостав узнал обо всем, когда дело закончилось. Ну и при том я лучше других знаю все детали. Пришлось мне. Не тебя же было будить. Хотя ты-то еще лучше моего знаешь детали дела.

– Ну что, нас наградят или расстреляют? – зевнув, поинтересовался Шепелев.

– Представь себе, хлопец, ни то и ни другое, – Дед отхлебнул обжигающе горячий чай. – Товарищ Берия подумал и приказал, – Дед сделал еще глоток. – Приказ товарища Берия такой: ничего не было. Понимаешь? Ни-че-го. Товарища Жореса Котина никто не похищал, танк «Клим Ворошилов» никто не угонял, обезвреженный вражеский лазутчик был заброшен к нам с неизвестной целью и был уничтожен при попытке его задержать. Ты не совершал геройских поступков, а я, выходит, не руководил операцией. Понимаешь?

– Постепенно.

– Никаких отчетов, никаких документов, никаких разговоров.

– Вот с последним… – начал Шепелев, но был перебит.

– Если кто-то начнет рассказывать про случившееся – значит, он вражеский пособник, классовый враг, и распространяет слухи с целью посеять панику, подыграть врагу.

– Так-то оно так, но столько людей…

И опять Шепелеву не дали довести мысль до конца.

– Сразу после разговора с товарищем Берия я позвонил Алянчикову. И он уже поехал беседовать со свидетелями. Можешь быть спокоен, он сумеет им втолковать, что они ничего не видели. Можешь быть спокоен, приказ товарища Берия выполним – никто ничего не видел и никому не расскажет. Лет через шестьдесят, когда нас с тобой уже не будет, какой-нибудь дед расскажет внуку об этом. О лучшем советском танке, который вырвался на его глазах с завода, сметая все на пути. Да врешь ты все, диду, ответит внук. Нигде об этом не написано, учитель истории нам ничего не говорил, давай-ка лучше гуторь сказку про Иванушку-дурачка. Можешь быть спокоен, капитан.