Николай Стариков - Ваше благородие

— Пойдешь к матери, посиди на наших бревнышках, вспомни обо мне.

— Нет их, распилили на дрова.

— Жаль. Буду вспоминать… всегда.

— Так уж и всегда?!

— Я так давно тебя не видел. Позволь поцелую… в щечку?!

— У Вадима костыль с собой!

— Он не узнает.

— Я ему расскажу. Скрывать от мужа нельзя ничего, грех!

— Хорошо сказано! — нарочито весело улыбнулся гость.

Вдвоем зашли в бывший его кабинет. «Ничего не изменилось», — подумал он. Постояли молча.

Вадим поднял брови, увидев жену с Каденом.

— Какими судьбами?

— Отметить взаимодействие фронта с тылом.

— Я тут при чем?

Каден рассказал о событиях последнего времени в тылу фронта, о проведенных Сергеем операциях, в результате которых оказались задержанными Хорек и Неизвестный, ходатайстве перед Сталинградским УНКГБ о передаче задержанного Кривого в распоряжение СМЕРШ 3-го Украинского фронта.

— А я читаю бумагу оттуда, ума не приложу, как мы сможем передать этому самому СМЕРШ Никодима. А вы гут как тут. Вот это работа! А вдруг правда, мой подследственный Кривой окажется другом ваших Хорька и Неизвестного?

— Если так, мы разоблачим матерых бандитов, истязателей и палачей советских людей.

Каден показал фотографию расстрела молоденьких девушек. Юлька прослезилась.

— Не исключено, наши подопечные где-то рядом с этими подонками в немецкой форме. Будем разбираться.

— Возможно, они сами изображены на фото, — сказала Юля.

Знакомясь с делом Кривого, Каден отметил грамотно составленные протоколы допросов.

— Заслуга жены, — ответил Вадим. — Мне еще надо учиться. Юлька, наверное, предрасположена к делопроизводству.

— А кто это заметил! — воскликнул старший лейтенант.

Гость передал браунинг Бодрову. Вадим прочитал дарственную надпись, вынул магазин, попробовал работу затвора, спускового механика.

— Завтра с Юлей опробуем.

— Берегите патроны. Два магазина всего. Дефицит.

Вошел начальник райотдела милиции. Поздоровался с Каденом. Прочитал предписание управления контрразведки СМЕРШ 3-го Украинского фронта, осмотрел подарок следователю, написал резолюцию на выдачу подследственного старшему лейтенанту Кадену.

— Когда заберете?

— Часа в три ночи. Путь у нас неблизкий, пока погода стоит, надо поторапливаться.

Потом Вадим повез гостя к матери. Каден передал подарки от старшего сына, рассказал о его судьбе, житье-бытье.

— Главное, о чем просил Сергей Николаевич, рассмотреть сына, подержать на руках.

Димка спал, улыбаясь неизвестно чему. Его осторожно расшевелили, он проснулся, не заплакал, смело пошел на руки к гостю, сразу же потянулся ручонками к сверкающим звездочкам на погонах.

Пришла из школы Лида, деловито взяла ребенка из рук Кадена, положила на кровать, начала менять пеленки.

— Она у нас старшая нянька, — сказала Анна Михайловна, — не обессудьте.

— Все семейство Бодровых я теперь знаю. Будет что рассказать Сергею.

— Вы вместе служите? — спросила Лида.

— Делаем одно общее дело.

Пообедали. Анна Михайловна вынула из вещевого мешка фляжку спирта, налила мужчинам по четвертинке стакана. Выпили за встречу и хорошие вести.

Каден заторопился: надо побыть дома.

Кривого тяготила неясность положения. Следователь который день не вызывал на допрос, последнее свидание с ним не выходило из головы. Вадим высказал тогда ряд тревожных мыслей, о которых не хотелось вспоминать. Все это лишь предположения, пытался успокоить он себя, доказательств нет, а предположения суд во внимание не берет.

«Дернул меня черт за язык назвать Хорька и Неизвестного своими друзьями, а они теперь фигурируют в деле. Но доказать связь нельзя. Хорек должен быть уже за линией фронта с Неизвестным, ищи ветра в поле. А вдруг все-таки кто-то эту связь докажет… Нет, лучше не надо…»

Он прислушивался к шагам дежурного в надежде, что его все-таки поведут в нарсуд. В колонии вольготная жизнь, а там… видно будет. Но никто возле его камеры не останавливался. Надежда тем не менее теплилась: должно обойтись, еще не все потеряно.

«А Вадим въедливым оказался. Вопросы задает вроде бы незначащие, а ответы на них надо давать продуманные».

Никодим несказанно удивился, когда глубокой ночью в камеру вошли дежурный по райотделу и двое военных — офицер и сержант с автоматом. Он быстро собрал свои арестантские пожитки.

— Ваше дело передается в военную контрразведку, — объявил дежурный. — С ними вы сейчас должны уехать.

— Куда?

— Потом объяснят, если сочтут нужным.

— Контрразведка занимается расследованием воровства хлеба? Что-то новое, — посмотрел он на стоявшего молча офицера.

— СМЕРШ занимается вопросами пресечения враждебных действий противника в тылу фронтов, — ответил старший лейтенант.

— Какое отношение к этому имею я, сугубо мирный человек?

— Если даже имели, к СМЕРШ тоже относится.

— Да нет за мною ничего подобного!

— Разберемся.

Сержант снял с плеча ППШ, давая понять, что разговор окончен.

Кривой вышел на крыльцо, вдохнул свежего морозного воздуху, отчего закружилась голова. Батурино погрузилось в темноту, стояла тишина, казалось, нет здесь ни людей, ни животных. Щелкнула петлей открывшаяся дверь «воронка», сержант кожухом автомата подтолкнул Кривого.

Внутри «эмки» было тепло. Мягкое сиденье, спокойное урчание двигателя, ровный, накатный грейдер и движение без толчков успокаивали. Вскоре, зажавшись в угол, конвоируемый уже похрапывал. Сержант передал автомат старшему лейтенанту, начал клевать носом. Через пару часов машину дозаправили в Поворино, конвоир с шофером поменялись местами, размеренный ритм движения автомашины и монотонная работа мотора вновь начали клонить Никодима ко сну, неожиданно в голову начали приходить приятные мысли.

У Кривого не было левого глаза. Потерял по молодости в пьяной драке. Находился он в салоне слева, и, чтобы смотреть в окно, ему надо было сильно поворачивать голову. Поэтому было похоже, что сидел он отвернувшись от сопровождавших военных.

Каден не забыл обещания. Заехали к женщине на краю поселка. На удивление она вышла навстречу прилично одетая, повеселевшая, рассказала, что участковый разыскал похитителей, одного даже застрелил при попытке оказать сопротивление, заставил возвратить то, что еще уцелело.

— Но и за это спасибо.

Женщина накрыла стол.

— Чего четвертый не идет?

— Болен он, пусть посидит. Покормим в машине.

И снова путь-дорога. Там, где машину буксировал «студебекер» два дня назад, лежал ровный накатанный грейдер. Используя накопленный опыт, почти беспрепятственно переправились через Днепр вместе с колонной бензозаправщиков. Стоявший на берегу в свете фар капитан заметил черную «эмку», приложил ладонь в двупалой рукавице к головному убору.