Николай Шпанов - Лед и фраки. Записка Анке

Однажды Билькинс уже готов был прийти к выводу, которому так долго сопротивлялся — повернуть на юг, когда к нему, не постучавшись, осторожно вошел Майкл Трунд- хайн — молодой белобрысый помощник электрика. Майкл нерешительно остановился в дверях. С испитого, измазанного маслом лица на Билькинса колко уставились большие голубые глаза. В сосредоточенности ввалившихся глаз сквозила такая строгость, что Билькинс проглотил слетевшую было с губ шутку. Его поразило лицо Майкла. Бледная кожа одряблевших щек обтянула острые скулы. Из- под масляных разводов глядела глубокая синева подглазий. Это уже не был молодой, жизнерадостный Майкл, балагуривший по всякому поводу. Прежде Майкл был даже слишком весел. Его молодая развязность возбуждала косые взгляды офицеров, не любивших матросов и машинистов, отвечающих на каждое распоряжение каким–нибудь замечанием и огрызающихся на слишком резкий тон начальников.

Ничего не осталось от этой развязности в Майкле. Хмуро глядя на капитана, он нервно мял фуражку, до того зажав ее козырек, что на костяшках кулака появилась гладкая, натянутая белизна.

С минуту капитан и электрик молча смотрели друг на друга. Под пристальным взглядом голубых глаз Билькинс почувствовал необходимость встать с койки и сделать вид, что он совершенно здоров. Он еще не сознавал хорошенько, зачем это нужно. Майкл ни одним звуком, ни одним движением не проявил своих намерений и настроений. Только глаза говорили с полной ясностью о том, что перед Билькиесом стоит если не враг, то, во всяком случае, не друг и не просто собеседник.

Но Билькинс оставался в койке. Вставать не было сил. И его мучило сознание, что он должен лежа встретить готовящийся удар. Впрочем, прикрыв глаза, он напряжением воли взял себя в руки. Подняв веки, он уже снисходительно улыбался, как всегда, когда разговаривал с младшей частью своего экипажа.

— Что скажете, Трундхайн?

Майкл вместо ответа повернулся к двери и плотно притворил ее. Это заставило Билькинса, несмотря на резнувшую в затылке отчаянную боль, улыбнуться еще непринужденнее.

— Вы должны повернуть, каптэйн… домой.

— Это кто же сказал, Трундхайн? — с усмешкой процедил Билькинс.

— Мы сказали, сэр.

Майкл поднял голову и уверенно посмотрел в прищуренные глаза Билькинса.

Билькинс с трудом удерживал глаза открытыми. Лицо Майкла скрылось за огненными кругами. Билькинс бессильно опустился на подушку.

Майкл терпеливо ждал. Он решил, что капитан обдумывает ответ. А капитан едва сознавал, о чем идет речь.

Сырое полотно подушки освежило горячую голову Биль- кинса. Мысли немного прояснились. Он вспомнил про электрика. Открыл глаза — мутные, серые.

В командирской каюте воцарилась гулкая железная тишина. За сталью переборки заунывно гудели моторы. Мысли с трудом идут в больной голове Билькинса. Биль- кинсу снова захотелось встать. На этот раз он уже отчетливо понимал, что перед ним — враг. И притом гораздо более серьезный, чем старший штурман. В голове капитана нет разумных доводов, которыми можно было бы убедить команду в необходимости продолжать движение на север. Нужна хитрость. Но на хитрость Билькинс не был теперь способен. Прежде чем ответить, снова прикрыл глаза.

Майкл переступил с ноги на ногу. Билькинс устало поднял голову.

В звонкой тишине раздался напряженный голос капитана. Слова вылетали короткими, отрывистыми бросками.

Голос был злым, совершенно не тем, какой привык слышать Майкл от добродушного капитана:

— Кто эти «вы», что решили, будто нам необходимо возвращаться?

— Мы?.. Команда! — поднял брови Майкл.

— А кто вам сказал, что команда выносит решения при наличии на судне командира?

— На этот раз, сэр, по–видимому, придется вам немного изменить своей привычке только приказывать… Мы не желаем больше идти на север, потому что считаем это направление совершенно бессмысленным.

— А какое же направление вы считаете осмысленным?

— На Берингов пролив! — быстро выбросил Майкл.

Билькинс сделал вид, что задумался. Поворачиваясь на

бок, носом к переборке, он точно нехотя процедил:

— Передайте тем, кто решил, что северное направление является совершенно бессмысленным… Мы пойдем… именно на север.

Майкл сделал шаг к койке.

— Вы это бросьте, сэр… Лодка не пойдет на север, — негромко, но уверенно произнес он. — Мы арестуем вас.

Билькинс быстро повернулся. Лицо было до прозрачности бледно. Налившимися кровью глазами он смотрел на Майкла. Пошарив рукой под подушкой, он выпростал запутавшийся в складках постели револьвер.

Майкл попятился к двери. Машинально напялил фуражку. Но из каюты не вышел.

Свободной рукой Билькинс дотянулся к звонку. На раздавшийся стук в дверь крикнул:

— Позовите ко мне старшего офицера!

Майкл оперся плечом на клепанный скос кницы Кница — пластина, соединяющая находящиеся под углом друг к другу элементы корпуса судна. и заложил руки в карманы.

Через минуту Билькинс прохрипел в сторону прибежавшего Кроппса:

— Этот молодец арестован. Изолировать его.

Последним, резюмируя все, что говорилось до него, выступил боцман:

— Что же, ребята, конечно, никто не против того, чтобы домой, но только на этом давайте и кончим. Не должно быть у нас такого разговора, чтобы беспорядок. Я ни одним моментом не против того, чтобы при старшем штурмане, коли он за командира, приставить Майкла. Пусть глядит. А только я так думаю, что ежели захочет мистер Кроппс, то Майкл и не углядит. Ты как думаешь, Майкл?

Майкл пожал плечами и ухмыльнулся. Боцман шлепнул его по плечу. Вполголоса продолжал:

— Дело, конечно, в том, что все офицеры на этот раз с нами… Не правда ли, редкий случай, ребята, никаких разногласий.

Среди присутствующих послышался смех.

— А раз так, ребята, значит, все в порядке. Мы можем быть уверены в том, что судно будет идти к югу. Но только вот что я теперь думаю. Дело, пожалуй, не столько в курсе, сколько в воздухе. Аккумуляторов хватит еще до черта, моторы протреплются еще по меньшей мере двое суток. А вот как быть с нашими легкими, я ей–богу не знаю. — Боцман почесал под фуражкой. — Небось вон машинная команда уже сейчас дышит, как рыба на песке… И понятно, конечно, внизу и вовсе воздуху нет.

Боцмана перебил старший механик:

— По–моему, дело даже не в этом. Как–нибудь с недостатком кислорода мы еще протянем сутки, другие. Пострадать, конечно, придется. А вот гораздо хуже то, что в трюмах вода прибывает. Видно, по доньевой части где–то заклепки сдали. Во–первых, это может нас заставить все больше и больше погружаться. Если и дойдем до мелкой воды, то и просто не выгребем. А, кроме того, как только вода по-