Николай Шпанов - Лед и фраки. Записка Анке

Вебстер видел только вздрагивающие пальцы штурмана. По мере того, как все больше и больше к северу отходила точка пересечения тонких карандашных линий, пальцы дрожали сильней.

Сегодня на своей — третьей по счету — вахте Кроппс получил скрещение линий на 147° 25' восточной долготы и 84° 30' 22" северной широты. Это было на два градуса севернее и на три с половиной градуса западнее, чем в первую вахту вчера, и в то же время на двадцать секунд южнее и на двадцать три с половиной минуты восточнее, чем сегодня же в первую вахту. Штурман безнадежно махнул рукой. Вебстер, шатаясь, побрел к себе в рубку. Его шаркающие шаги гулко разносились в железной тишине прохода. Со стороны рундуков доносилось тяжкое сопение. Иногда чей–то хриплый голос затягивал неразборчивую фразу.

Кроппс постарался скорее миновать темное пространство, занятое рундуками. Он шел по нему, оглядываясь по сторонам и шарахаясь от сопящих людей, как ребенок, путешествующий по страшным и таинственным дебрям темной комнаты.

В центральном посту Билькинса не было. Штурман застал его в каюте. Занятый упаковкой приборов, капитан не заметил Кроппса.

— Сэр… очередная засечка.

— И как? — не отрываясь от работы, спросил Билькинс.

— Взгляните сами.

Билькинс мельком глянул на карту и засмеялся.

— А вы что же, мой милый, разве ждете еще чего–нибудь утешительного?

— Как вас понимать, сэр?

— А так, мой дорогой, что, по–моему, если следует теперь о чем–либо позаботиться, так это о том, чтобы потомство получило возможно более подробные сведения о нашей гибели.

Билькинс принялся спокойно за дальнейшую работу. Он заботливо укладывал в футляры секстанты. Оборачивал ящики хронометров мягкими тряпками. Не обращал на Кроппса больше никакого внимания. Тот понуро сел в кресло.

Так продолжалось с четверть часа. Билькинсу надоело.

— Послушайте, мистер Кроппс, вы бы пошли занялись своим делом. А?

— У меня нет никакого желания тратить энергию на выбор пути на тот свет. По–видимому, «Наутилус» с полной гарантией довезет меня туда и без всякого участия в навигации.

— Психологи утверждают, что астеники склонны к философии на том основании, что большинство философов были именно астениками, но на вас, мой дорогой, это правило, по–видимому, не оправдывается… Имейте в виду, что самый интересный путь на тот свет — это тот, который медленнее всего ведет к цели. Здесь выгодно идти окольными путями. Поэтому я и вам рекомендую подумать над изысканием именно такого пути к собственной смерти. Практически это сводится к тому, чтобы предусмотреть все, что нужно, на случай, если бы судьба самым неожиданным образом выкинула нас на лед в непосредственном соседстве с северным полюсом.

— Я вас не совсем понимаю, сэр.

— Сейчас все станет вам ясно. Буду вам очень признателен, если вы не в службу, а в дружбу разыщете мне этого предводителя бунтовщиков и теперь же притащите его ко мне. Я при вас сообщу ему свои соображения, и мы совместно с ним решим, что делать.

— Есть, сэр. Я вам сейчас его притащу.

Хлопнув дверью, Кроппс вышел. Билькинс принялся отбирать из рундука под койкой теплое платье и шерстяное белье. Он не заметил, как тихонько приоткрылась дверь и в щель проскользнул судовой кок — негр Джонсон. Джонсон опасливо осмотрелся. Приставив руки рупором ко рту, прошептал:

— Сэр…

Билькинс вздрогнул от неожиданности.

— В чем дело, Джонсон?

Вокруг белого оскала крупных зубов дрожали толстые синие губы. Лицо Джонсона было совершенно серого цвета.

Негр с трудом выдавливал слова.

— Сэр… О сэр…

Раздавшиеся за дверью голоса заставили его свернуться. Он шарил глазами по каюте, как будто искал места, чтобы спрятаться от преследователей. Билькинс схватил его за руку. Огромная, как кузнечный молот, кисть беспомощно болтнулась. Негр качнулся и упал на корточки.

— Да говорите же, в чем дело, черт вас подери! — закричал изумленный Билькинс.

У Джонсона нижняя челюсть бессильно отвисла. Он шамкал едва слышно, непонятно.

Билькинс нагнулся и, шипя в ухо негру, потряс его за воротник:

— Если вы сейчас же не скажете толком, в чем дело, я выкину вас к чертовой матери!

Джонсон вцепился в рукав капитана.

— Сэр… сэр… подождите… они убили Абрама… и сейчас убьют меня…

— Кто убил, какого Абрама? Что за чушь вы несете?

— Это не чушь… Я клянусь вам — они убили… Абрама, Абрама Тауни, негра… третьего механика…

Билькинс выпустил воротник Джонсона. Повар сел, упираясь широкими ладонями в палубу.

— Расскажите толком, что еще там случилось? Из–за чего они подрались?

— Нет, сэр, никто не дрался… Это рулевой Филиппс… Он говорит, что воздуху мало, нечем дышать. Нужно убрать всех, кто лишний на судне. Он говорит, что нужно убить больных, чтобы они не тратили напрасно воздух на свои легкие. За счет каждого убитого один живой сможет дышать вдвое дольше.

Джонсон, задыхаясь, полз по полу за подбежавшим к двери Билькинсом.

— Сэр… подождите… я расскажу вам… Филиппс сказал, что так же, как больных, нужно убить и негров, чтобы они не расходовали воздуха… И он убил Абрама… Абрам спал… Я слышал все, сэр… Он хотел убить и меня… но меня не было на месте… Я лежал на чужом рундуке, и Филиппе не нашел меня в темноте… Я убежал сюда к вам… Спасите меня, каптэйн.

Негр поймал руку Билькинса, но тот вырвался и, выскочив в коридор, запер за собою дверь. Он не успел сделать и двух шагов по полутемному проходу, как его чуть не сбили с ног. В потемках он ничего не мог разобрать. Рядом усиленно сопели. Слышались гулкие удары тел по переборкам. Происходила борьба. Билькинс отскочил в сторону. Чтобы не попасть под сыпавшиеся с двух сторон удары, Билькинсу пришлось плотно прижаться к переборке. Перед ним мелькали кулаки и лица. Не сразу узнал он по широкому выдавшемуся подбородку и копне рыжих вьющихся волос рулевого Филиппса.

Борьба делалась все более слабой. По–видимому, один из борющихся ослабевал. Скоро оба клубком покатились по грохочущей палубе, и Билькинс увидел, что Филиппе лежит на противнике, плотно прижав его к палубе. Только здесь Билькинс узнал в лежащем внизу маленького трюмного машиниста, одного из самых слабых людей команды. В первый момент Билькинс хотел выйти из своего угла и разнять дерущихся, но, вспомнив бестолковый рассказ негра, остановился.

Сквернословя, Филиппс шарил по палубе. Свободной рукой он нажимал на шею машиниста, машинист хрипел и слабо отбивался. Наконец, по–видимому, не найдя того, что искал, Филиппс напнулся к машинисту. Заговорил шипящим шопотом:

— Послушай, Билль, я ведь могу задушить тебя так, что ты и не пикнешь. Ты должен понимать, что все равно тебе не удастся выскочить из этого дела. Так или иначе ты подохнешь. Лучше не шуми. Чем меньше шуму ты будешь делать, тем лучше для тебя. Тем проще и легче я это дело кончу…