Александр Логачев - Капитан госбезопасности. В марте сорокового

— Общие вопросы нашего сотрудничества мы отложим на следующую нашу встречу, господин Бандера.

Степан кивнул. Он впервые живьем видел батьку Канариса, мало что о нем ведал. Не ведал, например, Степан, что начальник абвер знает приветствия на всех европейских языках, чем завоевал симпатии ни одного человека. Не ведал и того, что Канарис не словоохотлив и крайне предметен в разговорах. Поэтому вопросы стратегии сотрудничества абвера и ОУН, если и будет кто обсуждать с Бандерой, так не Канарис, скорее всего, то будет Лахузен, глава отдела «абвер-2» [22] Абвер-2» — один из пяти отделов абвера, занимался диверсионными операциями за рубежом и в тылу стран, воюющих с Германией. .

— У меня к вам такой вопрос, господин Бандера, — начал Канарис…

В карцере следственного изолятора НКВД города Львова продолжали беседовать два человека. Назвавшийся Жохом и назвавшийся Кеменем. Разговор их проходил уже без рукоприкладства, вполне дружелюбно. Больше говорил Шепелев-Жох, Кемень больше слушал.

— Да, фраерок, — капитан, в основном, сидел на корточках, перенося вес с ноги на ногу, — в нашем огороде цветут те же поганки. Если тебя оклеветали, то проще тебя пришить, чем доверять тебе. Вот я и свинтил, когда мне шепнули, что толковище порешило поставить меня на ножи. Знаю я, кто на меня маралью пустил. Гоша-грамотей. Согласно кликухе грамотно все, сука, обставил, не отмоешься. Он давно меня зарыть хотел. У нас месилово за власть идет почище, чем в Гражданскую между красными и белыми. Сюда я двинул, потому думал, тут не достанут. Прикидывал, что советскую власть тут только устанавливают, наши воры с вашими еще не определились, как им здешний общак поделить. Просчитался. Эх, мать моя, как курить охота! Видишь, фраерок, какие дела вытанцовываются. Успели ваши воры влиться в дружную советскую семью.

— Яка братська симья! — не удержался от восклицания камерный собеседник Шепелева, глаза его запылали. — Я бачу разючи змини, яки видбулися у житти симьи радяньских побратимов. Багнети, пендрики, гризни наказы и жорстокий терор.

— Ты я смотрю, двинут на этом деле. А того не рубишь, что плевать, какого цвета ксива и чьим гражданином ты там прописан. Воры везде есть, и легавых везде хватает. Значит, нет никакой разницы. Разница есть только в том, что ты из себя представляешь. Обиженный, шестерка, мужик, в законе или цветной. Шестерки они, знаешь, и на Украине шестерки.

Читая лекцию о воровском интернационализме, Шепелев вытащил уже знакомую его сокамернику щепку, стал ей поигрывать. Это он дал волю уже своей, шепелевской, а не персонажа, под которого работал, привычке во время разговора вертеть что-нибудь в пальцах.

— Ну, забейся я где-нибудь в подпол и носа не кажи, сидел бы там и сейчас, а не с хохляцким фраером в стакане. Так ведь жить человеком охота. Потому и дельце одно провернул. Да вот наследил чутка. Правда, пару денечков на воле менты мне подарили. Часть шелеста потратить успел. Нет, чтоб еще вечерок уступить. Из ресторации выволокли, волки, доужинать не дали. Ладно, доужинать. От какой крали оторвали! Вашего разлива куколка, Ганной зовут, при прелестях дамочка, — Шепелев, он же Жох, чмокнул губами и зажмурился от приятных воспоминаний, которые должны были в этот момент его посетить. На самом деле, кстати, его посетило вполне прозаическое размышление, как там справляется со своей частью работы старший лейтенант Адамец. Ну, если подведет! А старлей пока не показал себя человеком, на которого можно всецело положиться. Напарничка Москва ему выделила, мягко говоря, сомнительного.

— Да, жинки и дивчата у нас яскравы, — откликнулся на рассказ капитана Кемень и впервые за время их общения раздвинул губы в подобие улыбки.

— Вот где самый верняк был от легавых уйти, — якобы заново переживая свой арест, «вор» хлопнул себя ладонью по колену. — Когда из кабака выводили. И рванул, но… — «Жох» щелкнул себя пальцем по горлу, — быстроты-то и не хватило. Подстрелили, — капитан закатал рукав, как когда-то перед Берией. — Видишь, как кожу попортили.

— Коли ж це було? — Кемень внимательно рассмотрел след от финской пули, словно он был лечащим врачом.

— Да уж недели три тому назад, — капитан сделал вид, что никакого повышенного интереса собеседника к теме не чувствует, вопрос воспринимает как естественный. Вопрос человека, в котором вор перестал видеть для себя опасность, убедившись, что тот и вправду политический и попал в карцер без блатного задания замочить ссученного фартового. — Я ж в тюремной больнице валялся. Вон там меня местные босяки и срисовали, стукнули своим паханам. Повезло, что к тому времени меня полюбила медсестра Наталка. Нашепчу всякое на перевязках, ущипну, тисну. Если б ей не нравилось, двинула бы меня грудью, мне бы и каюк, в Наталке той килограммов сто пятьдесят. Пока она там, охрану с больницы можно снять. Эх, жаль, наедине нам с ней не давали остаться, во бы любовь вышла, как… — рассказчик щелкнул пальцами, не найдя достойных сравнений.

Капитан заметил, что назвавший себя Кеменем слушает его воровские истории как занимательные байки из диковинной жизни. «Слушай, слушай, для того и рассказываю, глотай подкормку, а блесна тебя ждет впереди».

— Предупредила за уколом, что шепотки слыхала обо мне в других палатах. Ну, думаю, бежать надо. Начал готовиться, но не успел. Еще в паре-тройке дней железно был уверен, а меня в тюрягу потащили, не долечив. В общую садиться нельзя, и часа не проживешь. Что делать? Я ж не политический, чтоб определять в одиночку. Только в карцер, думаю. Для того устраиваю бузу, кидаюсь на конвоиров, даю в морду, получаю сам…

Капитан показал на фингал под правым глазом, что ему устроил в поезде для подтверждения легенды старший лейтенант Адамец.

То, что капитан выкладывал сейчас, они сочинили со старшим лейтенантом госбезопасности Адамцом частично в Москве, частично в поезде «Москва — Львов». Адамец был тем человеком, которого подключил к операции заместитель Берии Меркулов, откомандировав как толкового специалиста, знатока ОУН. С ним и предстояло дорабатывать детали. Родом Адамец был с Полтавщины, на Западню Украину вообще и во Львов в частности впервые попал в ноябре тридцать девятого, но с тех пор часто наведывался по служебным делам. И его вновь отправили знакомым маршрутом в очередную служебную командировку, прикрепив к капитану Шепелеву.

Они неплохо потрудились над проработкой деталей вечером того единственного дня, что капитан Шепелев провел в Москве. Продолжили обсуждение в мягком вагоне курьерского поезда, покинувшего вокзал за пять минут до полуночи. Ничто вроде бы не опровергало характеристику, данную Адамцу Меркуловым.