Лен Дейтон - Мозг стоимостью в миллиард долларов

— Вы из Лондона? — спросила стюардесса, предлагая мне поднос с леденцами.

Поблагодарив ее, я взял один.

— Я знаю стихи о Лондоне, — сказала она.

— А я о Риге, — ответил я ей.

Кивнув, она прошла дальше. Самолет заходил по глиссаде на ровное поле, по краям которого стояли радары.

Гостиница «Рига» построена на месте старого «Hotel Rome», напротив оперного театра. Повсюду встречались женщины, убиравшие снег, и солдаты в мятом, выцветшем обмундировании и грязных сапогах. По улицам громыхали длинные вереницы грузовиков, словно стоял сорок четвертый год и части отступающего вермахта находились всего в паре миль от города. Иллюзию дополняли вывески на двух языках — латышском и русском. Несмотря на все усилия дворников, снег продолжал засыпать улицы, и его хлопья, подхваченные резким зимним ветром, летели подобно трассирующим пулям. Я отвернулся от окна и сел на кровать.

Еще был день, но я, даже не раздеваясь, провалился в сон и проснулся лишь без пятнадцати восемь вечера. Помывшись, переоделся и пошел бродить по старому городу с его странными средневековыми зданиями, напоминающими голливудские декорации для фильма с участием Греты Гарбо. Я миновал собор и вышел к тому месту, где трамвай, повернув, идет на другой берег Даугавы; неподалеку из воды торчали быки некогда взорванного моста. И снова я вернулся в лабиринт узеньких улочек, где старые дома жались друг к другу как бы в поисках тепла. За мной никто не следил. Я предположил, что мои тени примерно знали, сколько времени мне потребуется для прогулки, и, не исключено, использовали эту возможность, чтобы порыться в моем багаже. После холодных мощеных улиц ресторан гостиницы встретил теплом и шумным весельем. Маленький оркестр играл «Огни Москвы», официанты позвякивали приборами, сервируя столы, и стояла атмосфера всеобщего возбуждения, как бывает в театре, когда оркестр начинает настраивать инструменты. Сияя улыбкой, официант провел меня к угловому столику с табличкой «Только для интуристов» и предложил меню на английском языке. Оно было мятым и грязным.

Этот ресторан ничем не отличался от многих своих собратьев по всему Советскому Союзу, хотя, может быть, интерьер тут несколько выигрывал. Натертый паркет блестел, столовое белье хрустело от крахмала, и на официантах сверкали чистые манишки. У окна располагалась какая-то африканская делегация, а за банкетным столом у танцплощадки виднелись лица обитателей Юго-Восточной Азии, которые кивали каждому слову их русских хозяев. Тут и там сидели компании армейских офицеров в мешковатых брюках и сапогах; у каждого из них на груди красовался набор блестящих значков и позвякивающих медалей. Стоило оркестру завести мелодию, не менее полудюжины мужчин, нетвердо держась на ногах, отправлялись по залу приглашать женщин на танец. И довольно часто те не столько отказывали кавалеру, сколько просто опасались принять приглашение крепко выпившего человека. Я заказал сто грамм водки, красной икры и порцию черного хлеба. Ел я неторопливо, наблюдая за танцплощадкой и пытаясь определить, кто из женщин — русские жены тех, кто отбывает тут службу, а кто латышки.

Взлохмаченный человек в рубашке с оторванным воротом и большим пакетом в руках сел напротив меня. Он попросил прикурить, и я предложил ему свой «Голуаз». Он внимательно рассмотрел сигарету, поблагодарил меня и чиркнул спичкой. Не англичанин ли я, спросил он и выслушал объяснение, что я ирландец. Он сообщил, что сейчас не самое лучшее время года для посещения Риги. В июне, сказал он, вот когда надо приезжать сюда. И заказал еще двести грамм водки.

Один из офицеров за соседним столиком обратился к моему собеседнику.

— Деловой?

Он наклонился ко мне.

— Им нужны ананасы.

— В самом деле?

— Да, — кивнул он, — а лучшие в городе есть только у меня.

Мы смотрели, как один из офицеров, невысокий, с буйной гривой волос, с эмблемой танковых войск на золотых погонах, выбирался из-за стола. Остальные офицеры поддразнивали его, но тот не улыбался. Он пересек весь зал ресторана и подошел к длинному столу у танцевальной площадки, за которым сидела делегация. Щелкнув каблуками, он отвесил короткий поклон обаятельной девушке с евроазиатскими чертами лица. Она встала, и они станцевали безукоризненный фокстрот, скользя меж парами, которые изображали какие-то странные телодвижения. По окончании танца он проводил ее к коллегам из делегации и вернулся в наш конец, что-то шепнул на ухо моему растрепанному соседу, и тот вручил ему предмет, завернутый в старую «Правду». Она скрывала большой ананас. Несколько купюр перешли из рук в руки.

Сосед подмигнул мне.

— В вашей стране тоже трудно с ананасами? — спросил он.

Я наблюдал, как офицер преподносит этот фрукт девушке.

— Нет, насколько мне известно, — сообщил я. — А как вам, единственному, удается их получать?

Он выразительно помахал пальцем перед носом.

— Вожу их из Джакарты. Я летчик «Аэрофлота». — Оркестр заиграл «Когда святые маршируют». — Моя любимая песня, — сказал летчик. — Пойду найду девушку потанцевать. — Он попытался изобразить танцевальные па движениями пальцев на скатерти и чуть не опрокинул графин с водкой, после чего, пошатываясь, встал. — Постереги мой ананас, — попросил он.

— Конечно, — заверил его я.

Латвия — или по крайней мере Рига — гораздо изысканнее Москвы или Ленинграда. Если вы попросите завтрак в номер, поймут вас с трудом, но в конечном итоге просьбу выполнят. В Ленинграде такой заказ будет воспринят как крушение всех основ. Рижские официантки аккуратны и подтянуты, с белыми кружевными наколками в стиле «Поваренной книги миссис Битон»; в Ленинграде они носят вытертые черные платья. Так что когда поздно вечером, уже собираясь отходить ко сну, я услышал вежливый стук в дверь, то не удивился, увидев на пороге официанта, который вкатил к номер тяжело груженную каталку с едой.

— Я ничего не заказывал.

Но широкоплечий официант спиной вперед пересек порог и вдвинулся в комнату, таща за собой тележку. Оказавшись в номере, он повернулся ко мне и ухмыльнулся.

— Вот уж не знал, что КГБ и номера обслуживает, — без энтузиазма произнес я.

— Я был бы вам весьма обязан, — полковник Сток приложил палец к губам, — если бы вы понизили голос.

Он направился в ванную, взял стакан и, приставив его к стене, приник ухом к донцу. Я вытащил бутылку «Лонг Джон», которую прихватил из Хельсинки. Бросив на меня невозмутимый взгляд — он по-прежнему слушал, что делалось за стенкой, — Сток кивнул. Когда я подошел к нему, он уже протягивал мне стакан. Униформа официанта сидела на нем не лучшим образом, и он напоминал персонаж из фильмов братьев Маркс.